АРТУР КОНАН-ДОЙЛ

     ГОЛУБОЙ КАРБУНКУЛ

     На  третий  день Рождества зашел я к Шерлоку Холмсу, чтобы поздравить его с праздником. Он  лежал  на  кушетке  в  красном халате;  по правую руку от него была подставка для трубок, а по левую - груда  помятых  утренних  газет  которые  он,  видимо, только  что  просматривал.  Рядом с кушеткой стоял стул, на его спинке висела сильно поношенная, потерявшая вид фетровая шляпа. Холмс, должно быть очень внимательно изучал эту шляпу, так  как тут же на сиденье стула лежали пинцет и лупа.

     - Вы заняты? - сказал я. - Я вам не помешал?

     - Нисколько,  -  ответил  он.  - Я рад, что у меня есть друг, с которым  я  могу  обсудить  результаты  некоторых  моих изысканий.  Дельце  весьма  заурядное,  но  с этой вещью, - он ткнул большим пальцем в сторону  шляпы,  -  связаны  кое-какие любопытные и даже поучительные события.

     Я  уселся  в  кресло  и  стал  греть  руки  у  камина, где потрескивал огонь. Был сильный мороз; окна  покрылись  плотными ледяными узорами.

     - Хотя  эта  шляпа  кажется очень невзрачной, она, должно быть, связана с какой-нибудь кровавой историей, -  заметил  я.

- Очевидно,  она  послужит ключом к разгадке страшной тайны, и благодаря ей вам удастся изобличить и наказать преступника.

     - Нет, - засмеялся Шерлок Холмс, - тут не преступление, а мелкий, смешной эпизод, который всегда может  произойти  там, где  четыре  миллиона  человек  толкутся на площади в несколько квадратных  миль.  В  таком  колоссальном   человеческом   улье возможны  любые  комбинации  событий  и фактов, возникает масса незначительных, но загадочных  и  странных  происшествий,  хотя ничего  преступного в них нет. Нам уже приходилось сталкиваться с подобными случаями.

     - Еще  бы!  -  воскликнул  я.  -  Из  последних   шести эпизодов,  которыми  я  пополнил  свои записки, три не содержат ничего беззаконного.

     - Совершенно  верно.  Вы  имеете  в  виду   мои   попытки обнаружить  бумаги  Ирен  Адлер,  интересный случай с мисс Мэри Сазерлэнд  и  приключения  человека  с  рассеченной  губой.  Не сомневаюсь,  что  и  это  дело  окажется  столь же невинным. Вы знаете Питерсона, посыльного?

     - Да.

     - Этот трофей принадлежит ему.

     - Это его шляпа?

     - Нет, он нашел ее. Владелец ее неизвестен. Я  прошу  вас рассматривать  эту  шляпу не как старую рухлядь, а как предмет, таящий в себе серьезную задачу... Однако прежде всего, как  эта шляпа попала сюда. Она появилась в первый день Рождества вместе с  отличным  жирным  гусем,  который  в данный момент наверняка жарится у Питерсона в кухне. Произошло это так. На Рождество, в  четыре часа утра, Питерсон, человек, как вы знаете, благородный и честный, возвращался с пирушки домой по улице Тоттенхем-Корт- роуд. При свете газового фонаря  он  заметил,  что  перед  ним, слегка  пошатываясь,  идет  какой-то  субъект  и несет на плече белоснежного гуся. На углу  Гудж-стрит  к  незнакомцу  пристали хулиганы.  Один  из  них  сбил  с  него  шляпу,  а  незнакомец, отбиваясь, размахнулся  палкой  и  попал  в  витрину  магазина, оказавшуюся  у  него  за спиной. Питерсон кинулся вперед, чтобы защитить его, но тот, испуганный тем, что разбил стекло, увидев бегущего к нему человека, бросил гуся, помчался со всех  ног  и исчез   в   лабиринте   небольших   переулков,  лежащих  позади Тоттенхем-Корт-роуд. Питерсон был в форме, и это, должно  быть, больше  всего  и напугало беглеца. Хулиганы тоже разбежались, и посыльный остался один на поле  битвы,  оказавшись  обладателем этой понятой шляпы и превосходного рождественского гуся...      - ...которого Питерсон, конечно, возвратил незнакомцу?

     - В   том-то   и  загвоздка,  дорогой  друг.  Правда,  на карточке, привязанной к левой лапке гуся, было  написано:  "Для миссис  Генри  Бейкер",  а  на  подкладке шляпы можно разобрать инициалы "Г. Б.". Но в Лондоне живет несколько тысяч Бейкеров и несколько  сот  Генри  Бейкеров,  так   что   нелегко   вернуть потерянную собственность одному из них.

     - Что же сделал Питерсон?

     - Зная,  что  меня  занимает решение даже самых ничтожных загадок, он попросту  принес  мне  и  гуся  и  шляпу.  Гуся  мы продержали  вплоть до сегодняшнего утра, когда стало ясно, что, несмотря на мороз, его все  же  лучше  незамедлительно  съесть. Питерсон  унес гуся, и с гусем произошло то, к чему он уготован судьбой, а у меня осталась шляпа незнакомца,  потерявшего  свой рождественский ужин.

     - Он не помещал объявления в газете?

     - Нет.

     - Как же вы узнаете, кто он?

     - Только путем размышлений.

     - Размышлений над этой шляпой?

     - Конечно.

     - Вы  шутите!  Что можно извлечь из этого старого рваного фетра?

     - Вот лупа. Попробуйте применить мой метод. Что вы можете сказать о человеке, которому принадлежала эта шляпа?

     Я взял рваную шляпу и уныло повертел  ее  в  руках.  Самая обыкновенная  черная круглая шляпа, жесткая, сильно поношенная. Шелковая подкладка, некогда красная, теперь выцвела.  Фабричную марку мне обнаружить не удалось, но, как и сказал Холмс, внутри сбоку  виднелись  инициалы "Г. Б.". На полях я заметил петельку для  придерживавшей  шляпу  резинки,  но   самой   резинки   не оказалось.  Вообще шляпа была мятая, грязная, покрытая пятнами. Впрочем, заметны были попытки замазать эти пятна чернилами.

     - Я ничего в ней не вижу,-  сказал  я,  возвращая  шляпу Шерлоку Холмсу.

     - Нет,   Уотсон,   видите,   но   не   даете  себе  труда поразмыслить над тем, что видите.  Вы  слишком  робки  в  своих логических выводах.

     - Тогда, пожалуйста, скажите, какие же выводы делаете вы?

     Холмс  взял шляпу в руки и стал пристально разглядывать ее проницательным взглядом, свойственным ему одному.

     - Конечно, не все достаточно ясно, - заметил он,  -  но кое-что  можно  установить  наверняка, а кое-что предположить с разумной долей вероятия.  Совершенно  очевидно,  например,  что владелец ее - человек большого ума и что три года назад у него были  изрядные  деньги,  а теперь настали черные дни. Он всегда был  предусмотрителен  и  заботился  о   завтрашнем   дне,   но мало-помалу  опустился,  благосостояние  его упало, и мы вправе предположить, что он пристрастился  к  какому-нибудь  пороку,- быть  может,  к  пьянству.  По-видимому, из-за этого и жена его разлюбила...

     - Дорогой Холмс...

     - Но  в   какой-то   степени   он   еще   сохранил   свое достоинство,-  продолжал  Холмс,  не  обращая  внимания на мое восклицание. - Он ведет сидячий образ жизни, редко выходит  из дому,  совершенно  не  занимается спортом. Этот человек средних лет, у него  седые  волосы,  он  мажет  их  помадой  и  недавно подстригся.  Вдобавок  я  почти  уверен,  что в доме у него нет газового освещения.

     - Вы, конечно, шутите, Холмс.

     - Ничуть. Неужели даже теперь, когда я все рассказал,  вы не понимаете, как я узнал об этом?

     - Считайте меня идиотом, но должен признаться, что я не в состоянии  уследить  за ходом ваших мыслей. Например, откуда вы взяли, что он умен?

     Вместо ответа Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа закрыла его лоб и уперлась в переносицу.

     - Видите, какой размер! - сказал он.- Не может же  быть совершенно пустым такой большой череп.

     - Ну, а откуда вы взяли, что он обеднел?

     - Этой  шляпе  три года. Тогда были модными плоские поля, загнутые по краям. Шляпа лучшего качества. Взгляните-ка на  эту шелковую  ленту, на превосходную подкладку. Если три года назад человек был в состоянии купить столь дорогую шляпу и с тех  пор не покупал ни одной, значит, дела у него пошатнулись.

     - Ну ладно, в этом, пожалуй, вы правы. Но откуда вы могли узнать,  что он человек предусмотрительный, а в настоящее время переживает душевный упадок?

     - Предусмотрительность  -  вот  она,   -   сказал   он, показывая на петельку от шляпной резинки. - Резинки не продают вместе  со шляпой, их нужно покупать отдельно. Раз этот человек купил резинку и велел прикрепить к шляпе, значит, он  заботился о  том, чтобы уберечь ее от ветра. Но когда резинка оторвалась, а он не стал прилаживать новую, это  значит,  что  он  перестал следить  за  своей  наружностью,  опустился.  Однако,  с другой стороны, он пытался замазать чернилами пятна на шляпе, то  есть не окончательно потерял чувство собственного достоинства.

     - Все это очень похоже на правду.

     - Что  он  человек средних лет, что у него седина, что он недавно стригся, что он помадит волосы  -  все  станет  ясным, если  внимательно посмотреть на нижнюю часть подкладки в шляпе.

В лупу видны приставшие к подкладке волосы, аккуратно срезанные ножницами парикмахера и пахнущие помадой. Заметьте, что пыль на шляпе не уличная - серая  и  жесткая,  а  домашняя  -  бурая, пушистая.  Значит,  шляпа  большей  частью висела дома. А следы влажности на внутренней ее стороне говорят о  том,  как  быстро потеет ее владелец, потому что не привык много двигаться.

     - А как вы узнали, что его разлюбила жена?

     - Шляпа  не  чищена несколько недель. Мой дорогой Уотсон, если бы я увидел, что ваша шляпа не чищена хотя бы неделю и вам позволяют выходить в таком виде, у меня появилось бы  опасение, что вы имели несчастье утратить расположение вашей супруги.

     - А может быть, он холостяк?

     - Нет, он нес гуся именно для того, чтобы задобрить жену.

Вспомните карточку, привязанную к лапке птицы.

     - У  вас  на  все готов ответ. Но откуда вы знаете, что у него в доме нет газа?

     - Одно-два сальных пятна  на  шляпе  -  случайность.  Но когда  я  вижу их не меньше пяти, я не сомневаюсь, что человеку часто приходится пользоваться сальной свечой, -может быть,  он поднимается  ночью  по  лестнице, держа в одной руке шляпу, а в другой оплывшую свечу. Во всяком  случае,  от  газа  не  бывает сальных пятен... Вы согласны со мною?

     - Да,  все  это  очень остроумно, - смеясь, сказал я. - Но, как вы сами сказали, тут еще  нет  преступления.  Никто  не пострадал  - разве что человек, потерявший гуся, - значит, вы ломали себе голову зря.

     Шерлок Холмс  раскрыл  было  рот  для  ответа,  но  в  это мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Питерсон; щеки у него буквально пылали от волнения.

     - Гусь-то,  гусь,  мистер  Холмс! - задыхаясь, прокричал он.

     - Ну? Что с ним такое? Ожил  он,  что  ли,  и  вылетел  в кухонное  окно?  -  Холмс  повернулся  на кушетке, чтобы лучше всмотреться в возбужденное лицо Питерсона.

     - Посмотрите, сэр! Посмотрите, что жена нашла  у  него  в зобу!

     Питерсон  протянул  руку,  и на ладони его мы увидели ярко сверкающий голубой камень чуть поменьше  горошины.  Камень  был такой  чистой  воды,  что  светился  на  темной  ладони,  точно электрическая искра. Холмc присвистнул и опустился на кущетку.

     - Честной слово, Питерсон, вы нашли  сокровище!  Надеюсь, вы понимаете, что это такое?

     - Алмаз, сэр! Драгоценный камень! Он режет стекло, словно масло!

     - Не  просто  драгоценный камень - это тот самый камень, который...

     - Неужели голубой карбункул графини Моркар? - воскликнул я.

     - Конечно! Узнаю камень по описаниям, последнее  время  я каждый  день  вижу  объявления  о его пропаже в "Тайме". Камень этот единственный в своем роде, и можно только  догадываться  о его настоящей цене. Награда в тысячу фунтов, которую предлагают нашедшему, едва ли составляет двадцатую долю его стоимости.

     - Тысяча фунтов! О, Боже!

     Посыльный  бухнулся  в  кресло,  изумленно  тараща  на нас глаза.

     - Награда наградой, но у меня есть основания  думать,  - сказал  Холмс,  - что по некоторым соображениям графиня отдаст половину всех своих богатств, только бы вернуть этот камень.

     - Если память мне не  изменяет,  он  пропал  в  гостинице "Космополитен", - заметил я.

     - Совершенно  верно, двадцать второго декабря, ровно пять дней назад. В краже этого камня обвинен Джон Хорнер,  паяльщик. Улики  против  него  так  серьезны,  что дело направлено в суд. Кажется, у меня есть об этом деле газетный отчет.

     Шерлок Холмс долго рылся в газетах, наконец вытащил  одну, разгладил ее, сложил пополам и прочитал следующее:

     "КРАЖА ДРАГОЦЕННОСТЕЙ В ОТЕЛЕ      "КОСМОПОЛИТЕН"

     Джон  Хорнер, 26 лет, обвиняется в том, что 22 сего месяца похитил  у  графини  Моркар  из  шкатулки  драгоценный  камень, известный  под  названием  "Голубой  карбункул". Джеймс Райдер, служащий отеля, показал, что  в  день  кражи  Хорнер  припаивал расшатанный  прут  каминной  решетки  в комнате графини Моркар. Некоторое время Райдер находился в комнате с Хорнером, но потом его куда-то  вызвали.  Возвратившись,  он  увидел,  что  Хорнер  исчез,  бюро взломано и маленький сафьяновый футляр, в котором, как выяснилось впоследствии, графиня имела обыкновение  держать драгоценный  камень, валялся пустой на туалетном столике. Райдер сейчас же сообщил в полицию,  и  в  тот  же  вечер  Хорнер  был арестован, но камня не нашли ни при нем, ни у него дома. Кэтрин Кыосек,  горничная  графини,  показала,  что, услышав отчаянный крик Райдера, она вбежала  в  комнату  и  тоже  увидела  пустой футляр.  Полицейский инспектор Бродстрит из округа "Б" сообщил, что Хорнер отчаянно сопротивлялся при аресте и горячо доказывал свою невиновность. Поскольку стало известно, что арестованный и прежде судился за  кражу,  судья  отказался  разбирать  дело  и передал  его  суду  присяжных.  Хорнер, все время высказывавший признаки сильнейшего волнения, упал в обморок и был вынесен  из зала суда".

     - Гм!  Вот  и  все,  что  дает  нам  полицейский  суд, - задумчиво сказал  Холмс,  откладывая  газету.  -  Наша  задача теперь  -  выяснить,  каким  образом из футляра графини камень попал в гусиный зоб. Видите, Уотсон, наши скромные  размышления оказались  не такими уж незначительными. Итак, вот камень. Этот камень был в гусе, а гусь  у  мистера  Генри  Бейкера,  у  того самого    обладателя   старой   шляпы,   которого   я   пытался охарактеризовать, чем и нагнал на вас невыносимую скуку. Что ж, теперь мы должны серьезно заняться розысками этого  джентльмена и  установить, какую роль он играл в таинственном происшествии. Прежде  всего  испробуем  самый  простой   способ:   напечатаем объявление  во  всех  вечерних  газетах.  Если  таким  путем не достигнем цели, прибегнем к иным методам.

     - Что вы напишете в объявлении?

     - Дайте мне карандаш и клочок бумаги. "На углу  Гуджстрит найдены гусь и черная фетровая шляпа. Мистер Генри Бейкер может получить их сегодня на Бейкер-  стрит, 221-б, в 6.30 вечера". Коротко и ясно.

     - Весьма. Но заметит ли он объявление?

     - Конечно. Он просматривает теперь все газеты: человек он бедный,  и  рождественский гусь для него целое состояние. Он до такой степени был напуган,  услышав  звон  разбитого  стекла  и увидев  бегущего  Питерсона,  что кинулся бежать, не думая ни о чем. Но потом он, конечно,  пожалел,  что  испугался  и  бросил гуся.  В  газете мы упоминаем его имя, и любой знакомый обратит его внимание на нашу публикацию... Так вот, Питерсон, бегите  в бюро  объявлений,  чтобы  они  поместили  эти строки в вечерних газетах.

     - В каких, сэр?

     - В "Глоб", "Стар",  "Пэлл-Мэлл",  "Сент-Джеймс  газетт", "Ивнинг  ньюс  стандард", "Эхо" - во всех, какие придут вам на ум.

     - Слушаю, сэр! А как быть с камнем?

     - Ах да! Камень я пока оставлю у себя. Благодарю  вас.  А на обратном пути, Питерсон, купите гуся и принесите его мне. Мы ведь  должны дать этому джентльмену гуся взамен того, которым в настоящее время угощается ваша семья.

     Посыльный ушел, а Холмс взял камень и  стал  рассматривать его на свет.

     - Славный  камешек!  -  сказал  он.-  Взгляните, как он сверкает и  искрится.  Как  и  всякий  драгоценный  камень,  он притягивает к себе преступников, словно магнит. Вот уж подлинно ловушка  сатаны.  В  больших  старых  камнях каждая грань может рассказать о каком-нибудь кровавом злодеянии. Этому  камню  нет еще  и  двадцати  лет.  Его  нашли на берегу реки Амоу, в Южном Китае, и замечателен он тем, что имеет все свойства карбункула, кроме одного: он не рубиново-красный, а  голубой.  Несмотря  на его  молодость,  с ним уже связано много ужасных историй. Из-за сорока  граней  кристаллического  углерода   многих   ограбили, кого-то  облили  серной  кислотой,  было  два  убийства  и одно самоубийство. Кто бы  сказал,  что  такая  красивая  безделушка ведет  людей  в  тюрьму  и  на  виселицу! Я запру камень в свой несгораемый шкаф и напишу графине, что он у нас.      - Как вы считаете, Хорнер не виновен?

     - Не знаю.

     - А Генри Бейкер замешан в это дело?

     - Вернее всего, Генри Бейкер здесь ни при чем.  Я  думаю, ему  и  в  голову  не  пришло,  что,  будь этот гусь из чистого золота, он и то стоил бы дешевле. Все очень  скоро  прояснится, если Генри Бейкер откликнется на наше объявление.

     - А до тех пор вы ничего не хотите предпринять?

     - Ничего.

     - В  таком  случае  я  навещу  своих пациентов, а вечером снова приду сюда. Я хочу знать, чем  окончится  это  запутанное дело.

     - Буду  рад вас видеть. Я обедаю в семь. Кажется, к обеду будет куропатка. Кстати,  в  связи  с  недавними  событиями  не попросить ли миссис Хадсон тщательно осмотреть ее зоб?

     Я немного задержался, и было уже больше половины седьмого, когда  я  снова попал на Бейкер-стрит. Подойдя к дому Холмса, я увидел, что в ярком  полукруге  света,  падавшем  из  окна  над дверью, стоит высокий мужчина в шотландской шапочке и в наглухо застегнутом  до подбородка сюртуке. Как раз в тот момент, когда я подошел, дверь отперли, и мы  одновременно  вошли  к  Шерлоку Холмсу.

     - Если не ошибаюсь, мистер Генри Бейкер? - сказал Холмс, поднимаясь  с кресла и встречая посетителя с тем непринужденным радушным видом,  который  он  так  умело  напускал  на  себя - Пожалуйста, присаживайтесь поближе к огню, мистер Бейкер. Вечер сегодня  холодный, а мне кажется, лето вы переносите лучше, чем зиму... Уотсон, вы пришли как раз вовремя...  Это  ваша  шляпа, мистер Бейкер?

     - Да,   сэр,  это,  несомненно,  моя  шляпа.  Бейкер  был крупный, сутулый человек с большой  головой,  с  широким  умным лицом и остроконечной каштановой бородкой. Красноватые пятна на носу  и  щеках  и  легкое дрожание протянутой руки подтверждали догадку Холмса о его наклонностях. На нем был порыжелый сюртук, застегнутый на все пуговицы, а на тощих запястьях, торчащих  из рукавов,  не  было  видно манжет. Он говорил глухо и отрывисто, старательно подбирая слова, и производил  впечатление  человека интеллигентного, но сильно помятого жизнью.

1 2 3