Наша гостья, живая, миловидная девушка  чисто  английского типа,   ответила   Холмсу  улыбкой,  усаживаясь  возле  мистера Беннета.

     - Когда оказалось, что мистера Беннета нет в гостинице, я сразу подумала, что, наверное, застану его у вас. Он,  конечно, говорил мне, что хочет к вам обратиться. Скажите, мистер Холмс, умоляю вас, можно как-нибудь помочь моему бедному отцу?

     - Надеюсь,  да,  мисс  Пресбери,  хота  в  деле еще много непонятного. Быть может, что-то прояснится после того,  как  мы выслушаем вас.

     - Это произошло вчера ночью, мистер Холмс. Весь день отец был какой-то  странный.  Я уверена, что временами он просто сам не помнит, что делает. Живет, как во сне. Вчера как раз выдался такой день. Человек, с которым я находилась под  одной  крышей, был  не  мой отец, а кто-то другой. Внешняя оболочка оставалась та же, но на самом деле это был не он.

     - Расскажите мне, что случилось.

     - Ночью меня разбудил неистовый лай собаки.  Бедный  Рой, его  теперь  держат на цепи у конюшни! Надо вам сказать, что на ночь я запираю свою комнату, потому что мы все - вот и Джек... то есть мистер Беннет  может  подтвердить,  -  живем  с  таким чувством,  что  над  нами  нависла  опасность.  Моя  комната на третьем этаже. Случилось так, что жалюзи на моем окне  остались подняты,  а  ночь  была  лунная.  Я лежала с открытыми глазами, глядя на освещенный квадрат окна и слушая, как заливается  лаем собака, и вдруг, к ужасу своему, увидела прямо перед собой лицо отца.  Знаете,  мистер  Холмс,  я чуть не умерла от изумления и страха. Да, это было его лицо, прижавшееся к  оконному  стеклу: он  глядел  на  меня, подняв руку, словно пытаясь открыть окно.

Если бы ему это удалось,  я,  наверное,  сошла  бы  с  ума.  Не подумайте,   будто  мне  это  померещилось,  мистер  Холмс.  Не обманывайте себя. Пожалуй, добрых полминуты я  пролежала  не  в силах  шевельнуться,  глядя  на  это лицо. Затем оно исчезло, и все-таки я никак, ну никак не могла  заставить  себя  встать  с кровати и посмотреть, куда оно делось. Так и пролежала до утра, дрожа  от озноба. За завтраком отец был резок и раздражен, но о ночном эпизоде даже не заикнулся. Я - тоже. Я только  выдумала предлог, чтобы отлучиться в город, и вот я здесь.

     Рассказ  мисс  Пресбери,  судя  по  всему,  глубоко удивил Холмса.

     - Вы говорите, милая барышня, что ваша комната на третьем этаже. Есть в саду большая лестница?

     - Нет, мистер Холмс, то-то и странно. До  окна  никак  не достать, и тем не менее он все-таки забрался туда.

     - И  было  это  пятого сентября, - сказал Холмс. - Это, бесспорно, усложняет дело.

     Теперь настала очередь мисс  Пресбери  сделать  удивленное лицо.

     - Вы  уже второй раз заговариваете о датах, мистер Холмс, - заметил Беннет. - Неужели это существенно в данном случае?

     - Возможно,  и  даже  очень.  Впрочем,  пока  что  я   не располагаю достаточно полным материалом.

     - Уж  не  связываете ли вы приступы помрачения рассудка с фазами луны?

     - Нет, уверяю вас. Моя мысль работает в  совершенно  ином направлении.  Вы не могли бы оставить мне вашу записную книжку? Я бы сверил числа.  Ну,  Уотсон,  по-моему,  наш  с  вами  план действия  предельно ясен. Эта юная дама сообщила нам - а на ее чутье я полагаюсь безусловно, - что ее отец  почти  не  помнит того, что происходит с ним в определенные дни. Вот мы и нанесем ему  визит  под  тем  предлогом, что якобы в один из таких дней условились с ним о встрече. Он припишет это своей забывчивости. Ну, а мы, открывая нашу кампанию, сможем для начала  хорошенько рассмотреть его на короткой дистанции.

     - Превосходная  мысль! - сказал мистер Беннет. - Только должен предупредить  вас,  что  профессор  бывает  по  временам вспыльчив и буен.

     Холмс улыбнулся.

     - И все же есть причины - притом, если мои предположения верны,  причины очень веские, - чтобы мы поехали к нему тотчас же. Завтра, мистер Беннет, мы, безусловно, будем в Кэмфорде.  В гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень недурен  портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право же,  Уотсон,  наша   судьба   на   ближайшие   несколько   дней складывается куда как завидно.

     В  понедельник утром мы уже сидели в поезде - направляясь  в знаменитый университетский городок.  Холмсу,  вольной  птице, ничего   не  стоило  сняться  с  места,  мне  же  потребовалось лихорадочно менять свои планы, так как моя практика в то  время была  весьма порядочна. О деле Холмс заговорил лишь после того, как мы оставили  чемоданы  в  той  самой  старинной  гостинице, которую он похвалил накануне.

     - Я   думаю,  Уотсон,  мы  застанем  профессора  дома.  В одиннадцать  у  него  лекция,  а  в   перерыве   он,   конечно, завтракает.

     - Но как мы объясним наш визит?

     Холмс заглянул в свою записную книжечку.

     - Один  из приступов беспокойного состояния приходится на 26 августа. Будем исходить из того,  что  в  такие  дни  он  не вполне  ясно  представляет  себе,  что  делает.  Если мы твердо скажем, что договорились о приезде заранее, думаю, он  едва  ли отважится  это  отрицать.  Хватит ли только у вас духу на такое нахальство?

     - Риск - благородное дело.

     - Браво, Уотсон! Не то стишок для самых маленьких, не  то поэма  Лонгфелло.  Девиз  фирмы:  "Риск  -  благородное дело". Какой-нибудь  дружественный  туземец  наверняка   покажет   нам дорогу.

     И  действительно,  вскоре  один из них, восседая на козлах щегольского кэба, уже мчал нас мимо  старинных  университетских зданий  и,  наконец,  свернув  в  аллею, остановился у подъезда прелестного особняка, окруженного газонами и увитого  пурпурной глицинией.  Все  говорило о том, что профессор Пресбери живет в полном комфорте и, даже более того, в роскоши. В тот самый миг, как мы подъехали к дому, в одном окне  появилась  чья-то  седая голова  и  глаза  в  больших  роговых  очках  устремили  на нас пронзительный взгляд из-под косматых бровей. Еще минута,  и  мы очутились   в  святая  святых  -  в  кабинете,  а  перед  нами собственной персоной стоял таинственный  ученый,  чьи  странные выходки  привели  нас  сюда из Лондона. Впрочем, ни его внешний вид, ни манера держаться не выдавали  и  тени  эксцентричности: это  был представительный мужчина в сюртуке, высокий, важный, с крупными чертами лица и полной достоинства осанкой,  отличающей опытного  лектора.  Замечательнее всего были его глаза: зоркие, острые и умные, дьявольски умные.

     Он взглянул на наши визитные карточки.

     - Садитесь, пожалуйста, джентльмены. Чем могу служить?

     Холмс подкупающе улыбнулся.

     - Именно этот вопрос я собирался задать вам, профессор.

     - Мне, сэр?

     - Возможно, произошла какая-то ошибка,  но  мне  передали через третье лицо, что профессор Пресбери из Кэмфорда нуждается в моих услугах.

     - Ах,   вот   как!   -   Мне  почудилось,  что  в  серых внимательных глазах  профессора  вспыхнул  злобный  огонек.  - Передали, стало быть? А позвольте спросить, кто именно?

     - Простите,  профессор, но разговор был конфиденциальный. Если я и ошибся, беда невелика.  Мне  останется  лишь  принести свои извинения.

     - Ну  нет.  Я  не  намерен  так  оставлять  это  дело. Вы возбудили  мой  интерес.  Можете   вы   привести   какое-нибудь письменное доказательство в подтверждение ваших слов - письмо, телеграмму, записку, наконец?

     - Нет.

     - Не  возьмете же вы на себя смелость утверждать, будто я сам вас вызвал?

     - Я предпочел бы не отвечать ни на какие вопросы.

     - Еще бы! - насмешливо отозвался профессор.  -  Ничего, на этот-то вопрос легко получить ответ и без вашей помощи.

     Он  повернулся  и  подошел  к  звонку.  На  зов явился наш лондонский знакомец - мистер Беннет.

     - Входите,  мистер  Беннет.  Вот  эти   два   джентльмена приехали  из  Лондона  в  уверенности,  что их сюда вызвали. Вы ведаете всей моей корреспонденцией. Значится у  вас  где-нибудь адресат по имени Холмс?

     - Нет, сэр, - вспыхнув, ответил Беннет.

     - Это   решает  вопрос,  -  отрезал  профессор,  свирепо воззрившись на моего спутника. -  Ну-с,  сэр,  -  он  подался вперед всем телом, опершись руками на стол, - положение у вас, на мой взгляд, довольно-таки двусмысленное.

     Холмс пожал плечами.

     - Я  могу  только  еще  раз  извиниться за наше напрасное вторжение.

     - Маловато,  мистер  Холмс!  -  пронзительно   взвизгнул старик,  и его лицо исказилось неописуемой злобой. Он преградил нам путь к двери, неистово потрясая  кулаками.  -  Сомневаюсь, чтобы вам удалось так легко выкрутиться!

     С  перекошенным  лицом,  он  в  дикой  ярости гримасничал, выкрикивая бессвязные угрозы. Я убежден, что  нам  пришлось  бы пробиваться  к  двери  силой,  если  б не вмешательство мистера Беннета.

     - Дорогой профессор,  вспомните  о  вашем  положении!  - вскричал  он.  - Подумайте, что будут говорить в университете! Мистер Холмс  -  человек  известный.  Нельзя  допустить  такую неучтивость по отношению к нему.

     Наш  не  слишком  гостеприимный  хозяин  хмуро отступил от двери. Как приятно было вырваться из его дома и снова очутиться в тиши  тенистой  аллеи!  Холмса  это  происшествие,  казалось, немало позабавило.

     - У  нашего  ученого  друга пошаливают нервы, - произнес он. - Быть может, мы и впрямь вторглись к нему чуточку слишком бесцеремонно,  зато  получили  возможность  вступить  с  ним  в непосредственный  контакт,  что мне и требовалось. Но погодите, Уотсон!  Так  и  есть,  он  мчится  в  погоню!  Злодей  еще  не отступился от нас.

     Слышно  было,  как кто-то бежит вслед за нами, но, к моему облегчению, вместо грозного  профессора  из-за  поворота  аллеи показался его ассистент. Переводя дыхание, он остановился возле нас.

     - Мне  так  неприятно,  мистер  Холмс! Я хотел извиниться перед вами.

     - Зачем, дорогой мой? Для человека моей профессии все это в порядке вещей.

     - Я никогда не видел его в таком взвинченном состоянии. С ним становится просто страшно. Вы понимаете теперь, отчего мы с его дочерью в такой тревоге? А  между  тем  ум  его  совершенно ясен.

     - Слишком   ясен!-  отозвался  Холмс.  -  В  этом-то  и заключался мой просчет.  Очевидно,  его  память  работает  куда более  точно,  чем  я  полагал.  Кстати, нельзя ли нам, пока мы здесь, посмотреть на окно мисс Пресбери?

     Мистер Беннет, раздвигая кусты, вывел нас на такое  место, откуда особняк был виден сбоку.

     - Вон оно. Второе слева.

     - Ого,  до  него  как  будто  и  не  добраться.  Впрочем, обратите внимание: внизу вьется плющ, а выше торчит водосточная труба. Как-никак, точка опоры.

     - Мне бы, честно говоря, не  влезть,  -  заметил  мистер Беннет.

     - Вполне  допускаю.  Для любого нормального человека это, несомненно, была бы опасная затея.

     - Я вам еще кое-что хотел сказать, мистер Холмс. Я достал адрес того человека, которому профессор шлет письма  в  Лондон.  Одно  он, по-видимому, отправил сегодня утром, и я списал адрес с бювара. Недостойный  прием  для  личного  секретаря,  но  что поделаешь!

     Холмс  пробежал  глазами  бумажку  с  адресом  и спрятал в карман.

     - Дорак - занятное имя! Славянское, как я  понимаю.  Что ж,  это  -  важное звено. Мы возвращаемся в Лондон сегодня же, мистер Беннет. Не вижу смысла оставаться. Арестовать профессора мы не можем: он не совершил  никакого  преступления;  поместить его под наблюдение тоже нельзя, потому что нельзя доказать, что он сумасшедший. Действовать пока рано.

     - Да, но как же быть?

     - Немножко   терпения,   мистер  Беннет.  События  начнут назревать в самом скором времени. Либо  я  ничего  не  понимаю, либо   во   вторник  можно  ждать  кризиса.  В  этот  день  мы, естественно, будем в Кэмфорде. При всем  том  нельзя  отрицать, что  обстановка  в  доме  не  из приятных, и если мисс Пресбери имеет возможность продлить свое отсутствие...

     - Это нетрудно.

     - Тогда пусть  побудет  в  Лондоне,  пока  мы  не  сможем заверить  ее,  что  всякая опасность миновала. Ну, а пока пусть профессор делает что хочет, не перечьте ему. Лишь бы он  был  в добром расположении духа, и все обойдется.

     - Смотрите,  вон  он!  -  испуганно  шепнул Беннет, и мы увидели из-за ветвей, как в  дверях  дома  показалась  высокая, осанистая  фигура.  Профессор  стоял,  чуть  подавшись  вперед, покачивая руками прямо перед собой,  и  озирался  по  сторонам, поворачивая  голову то вправо, то влево. Его секретарь, помахав нам на прощание рукой, исчез за деревьями, и вскоре мы увидели, как он подошел к своему шефу и оба направились в  дом,  горячо, можно сказать, даже ожесточенно, обсуждая что-то.

     - Видимо,  почтенный  джентльмен  смекнул  что к чему, - говорил Холмс по  дороге  в  гостиницу.  -  От  этой  короткой встречи у меня осталось впечатление, что он человек на редкость ясного  и  логического  ума.  Вспыльчив, как порох, не спорю, а впрочем, его можно  понять:  поневоле  вспылишь,  если  к  тебе приставили  сыщиков,  причем, как ты подозреваешь, не кто иной, как твои собственные домочадцы. Боюсь,  нашему  Беннету  сейчас приходится несладко.

     По  пути  Холмс завернул на почту, чтобы отправить кому-то телеграмму. Ответ пришел вечером, и Холмс протянул его мне.

     "Был на Коммершл-роуд, видел Дорака.  Пожилой  чех,  очень учтив. Владелец большого универсального магазина.      Мерсер".

     - Мерсера  при  вас  еще не было, - объяснил Холмс. - Я ему  поручаю  всякую  черновую  работу.  Важно  было  разузнать кое-что  про  человека,  с  которым  у  нашего профессора такая секретная переписка. Он чех - тут  есть  связь  с  поездкой  в Прагу.

     - Слава  Богу,  наконец  у  чего-то с чем-то обнаружилась связь, - сказал я. - Пока  что,  кажется,  перед  нами  целый набор  необъяснимых  событий, не имеющих ни малейшего отношения друг к другу. Каким образом, например,  можно  связать  злобный нрав овчарки с поездкой в Чехию или то и другое - с человеком, который ночами разгуливает по коридору на четвереньках? А самое необъяснимое - эти ваши даты.

     Холмс  усмехнулся  и  потер руки. Замечу, кстати, что этот разговор происходил  в  старинном  холле  гостиницы  "Шахматная Доска"  за  бутылкой  знаменитого  портвейна,  о котором давеча вспоминал мой друг.

     - Ну что ж, тогда давайте и  поговорим  прежде  всего  об этих  датах,  -  произнес  он, сомкнув кончики пальцев с видом учителя, который обращается к  классу.  -  Из  дневника  этого милого  молодого  человека  явствует,  что нелады с профессором начались второго июля и с тех  пор  -  насколько  я  помню,  с одним-единственным  исключением  -  повторяются  через  каждые девять дней. Вот и  последний  приступ,  тот,  что  случился  в пятницу,  падает  на  третье  сентября,  а  предпоследний - на двадцать шестое августа. Ясно, что о  простом  совпадении  речи быть не может.

     Я был вынужден согласиться.

     - А потому условимся исходить из того, что каждый девятый день профессор   принимает   какое-то   средство,   оказывающее кратковременное, но очень сильное действие.  Под  его  влиянием природная несдержанность профессора усугубляется. Рекомендовали ему  это  снадобье, когда он был в Праге, теперь же снабжают им через посредника-чеха из Лондона. Все сходится, Уотсон!

     - Ну, а собака, а лицо в окне, а человек на четвереньках?

     - Ничего-ничего, лиха беда - начало. Не думаю, чтобы  до вторника произошло что-нибудь новое. А пока что нам остается не терять  связь  с  нашим другом Беннетом и вкушать тихие радости этого прелестного городка.

     Утром  к  нам  заглянул  мистер  Беннет,  чтобы   сообщить последние  новости.  Как  и  предполагав  Холмс,  ему  пришлось довольно туго. Профессор, хоть и не обвиняя его  прямо  в  том, что  это  он  подстроил  наш  визит,  разговаривал с ним крайне грубо,  неприязненно  и  явно  был  глубоко  уязвлен.   Наутро, впрочем,  он держался как ни в чем не бывало и, по обыкновению, блистательно прочел лекцию в переполненной аудитории.

1 2 3