Наша гостья, живая, миловидная девушка чисто английского типа, ответила Холмсу улыбкой, усаживаясь возле мистераБеннета.
- Когда оказалось, что мистера Беннета нет в гостинице, я сразу подумала, что, наверное, застану его у вас. Он, конечно,говорил мне, что хочет к вам обратиться. Скажите, мистер Холмс,умоляю вас, можно как-нибудь помочь моему бедному отцу?
- Надеюсь, да, мисс Пресбери, хота в деле еще много непонятного. Быть может, что-то прояснится после того, как мывыслушаем вас.
- Это произошло вчера ночью, мистер Холмс. Весь день отец был какой-то странный. Я уверена, что временами он просто самне помнит, что делает. Живет, как во сне. Вчера как раз выдалсятакой день. Человек, с которым я находилась под одной крышей,был не мой отец, а кто-то другой. Внешняя оболочка оставаласьта же, но на самом деле это был не он.
- Расскажите мне, что случилось.
- Ночью меня разбудил неистовый лай собаки. Бедный Рой, его теперь держат на цепи у конюшни! Надо вам сказать, что наночь я запираю свою комнату, потому что мы все - вот и Джек...то есть мистер Беннет может подтвердить, - живем с такимчувством, что над нами нависла опасность. Моя комната натретьем этаже. Случилось так, что жалюзи на моем окне осталисьподняты, а ночь была лунная. Я лежала с открытыми глазами,глядя на освещенный квадрат окна и слушая, как заливается лаемсобака, и вдруг, к ужасу своему, увидела прямо перед собой лицоотца. Знаете, мистер Холмс, я чуть не умерла от изумления истраха. Да, это было его лицо, прижавшееся к оконному стеклу:он глядел на меня, подняв руку, словно пытаясь открыть окно.
Если бы ему это удалось, я, наверное, сошла бы с ума. Не подумайте, будто мне это померещилось, мистер Холмс. Необманывайте себя. Пожалуй, добрых полминуты я пролежала не всилах шевельнуться, глядя на это лицо. Затем оно исчезло, ивсе-таки я никак, ну никак не могла заставить себя встать скровати и посмотреть, куда оно делось. Так и пролежала до утра,дрожа от озноба. За завтраком отец был резок и раздражен, но оночном эпизоде даже не заикнулся. Я - тоже. Я только выдумалапредлог, чтобы отлучиться в город, и вот я здесь.
Рассказ мисс Пресбери, судя по всему, глубоко удивил Холмса.
- Вы говорите, милая барышня, что ваша комната на третьем этаже. Есть в саду большая лестница?
- Нет, мистер Холмс, то-то и странно. До окна никак не достать, и тем не менее он все-таки забрался туда.
- И было это пятого сентября, - сказал Холмс. - Это, бесспорно, усложняет дело.
Теперь настала очередь мисс Пресбери сделать удивленное лицо.
- Вы уже второй раз заговариваете о датах, мистер Холмс, - заметил Беннет. - Неужели это существенно в данном случае?
- Возможно, и даже очень. Впрочем, пока что я не располагаю достаточно полным материалом.
- Уж не связываете ли вы приступы помрачения рассудка с фазами луны?
- Нет, уверяю вас. Моя мысль работает в совершенно ином направлении. Вы не могли бы оставить мне вашу записную книжку?Я бы сверил числа. Ну, Уотсон, по-моему, наш с вами пландействия предельно ясен. Эта юная дама сообщила нам - а на еечутье я полагаюсь безусловно, - что ее отец почти не помниттого, что происходит с ним в определенные дни. Вот мы и нанесемему визит под тем предлогом, что якобы в один из таких днейусловились с ним о встрече. Он припишет это своей забывчивости.Ну, а мы, открывая нашу кампанию, сможем для начала хорошенькорассмотреть его на короткой дистанции.
- Превосходная мысль! - сказал мистер Беннет. - Только должен предупредить вас, что профессор бывает по временамвспыльчив и буен.
Холмс улыбнулся.
- И все же есть причины - притом, если мои предположения верны, причины очень веские, - чтобы мы поехали к нему тотчасже. Завтра, мистер Беннет, мы, безусловно, будем в Кэмфорде. Вгостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, оченьнедурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Правоже, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько днейскладывается куда как завидно.
В понедельник утром мы уже сидели в поезде - направляясь в знаменитый университетский городок. Холмсу, вольной птице,ничего не стоило сняться с места, мне же потребовалосьлихорадочно менять свои планы, так как моя практика в то времябыла весьма порядочна. О деле Холмс заговорил лишь после того,как мы оставили чемоданы в той самой старинной гостинице,которую он похвалил накануне.
- Я думаю, Уотсон, мы застанем профессора дома. В одиннадцать у него лекция, а в перерыве он, конечно,завтракает.
- Но как мы объясним наш визит?
Холмс заглянул в свою записную книжечку.
- Один из приступов беспокойного состояния приходится на 26 августа. Будем исходить из того, что в такие дни он невполне ясно представляет себе, что делает. Если мы твердоскажем, что договорились о приезде заранее, думаю, он едва лиотважится это отрицать. Хватит ли только у вас духу на такоенахальство?
- Риск - благородное дело.
- Браво, Уотсон! Не то стишок для самых маленьких, не то поэма Лонгфелло. Девиз фирмы: "Риск - благородное дело".Какой-нибудь дружественный туземец наверняка покажет намдорогу.
И действительно, вскоре один из них, восседая на козлах щегольского кэба, уже мчал нас мимо старинных университетскихзданий и, наконец, свернув в аллею, остановился у подъездапрелестного особняка, окруженного газонами и увитого пурпурнойглицинией. Все говорило о том, что профессор Пресбери живет вполном комфорте и, даже более того, в роскоши. В тот самый миг,как мы подъехали к дому, в одном окне появилась чья-то седаяголова и глаза в больших роговых очках устремили на наспронзительный взгляд из-под косматых бровей. Еще минута, и мыочутились в святая святых - в кабинете, а перед намисобственной персоной стоял таинственный ученый, чьи странныевыходки привели нас сюда из Лондона. Впрочем, ни его внешнийвид, ни манера держаться не выдавали и тени эксцентричности:это был представительный мужчина в сюртуке, высокий, важный, скрупными чертами лица и полной достоинства осанкой, отличающейопытного лектора. Замечательнее всего были его глаза: зоркие,острые и умные, дьявольски умные.
Он взглянул на наши визитные карточки.
- Садитесь, пожалуйста, джентльмены. Чем могу служить?
Холмс подкупающе улыбнулся.
- Именно этот вопрос я собирался задать вам, профессор.
- Мне, сэр?
- Возможно, произошла какая-то ошибка, но мне передали через третье лицо, что профессор Пресбери из Кэмфорда нуждаетсяв моих услугах.
- Ах, вот как! - Мне почудилось, что в серых внимательных глазах профессора вспыхнул злобный огонек. -Передали, стало быть? А позвольте спросить, кто именно?
- Простите, профессор, но разговор был конфиденциальный. Если я и ошибся, беда невелика. Мне останется лишь принестисвои извинения.
- Ну нет. Я не намерен так оставлять это дело. Вы возбудили мой интерес. Можете вы привести какое-нибудьписьменное доказательство в подтверждение ваших слов - письмо,телеграмму, записку, наконец?
- Нет.
- Не возьмете же вы на себя смелость утверждать, будто я сам вас вызвал?
- Я предпочел бы не отвечать ни на какие вопросы.
- Еще бы! - насмешливо отозвался профессор. - Ничего, на этот-то вопрос легко получить ответ и без вашей помощи.
Он повернулся и подошел к звонку. На зов явился наш лондонский знакомец - мистер Беннет.
- Входите, мистер Беннет. Вот эти два джентльмена приехали из Лондона в уверенности, что их сюда вызвали. Выведаете всей моей корреспонденцией. Значится у вас где-нибудьадресат по имени Холмс?
- Нет, сэр, - вспыхнув, ответил Беннет.
- Это решает вопрос, - отрезал профессор, свирепо воззрившись на моего спутника. - Ну-с, сэр, - он подалсявперед всем телом, опершись руками на стол, - положение у вас,на мой взгляд, довольно-таки двусмысленное.
Холмс пожал плечами.
- Я могу только еще раз извиниться за наше напрасное вторжение.
- Маловато, мистер Холмс! - пронзительно взвизгнул старик, и его лицо исказилось неописуемой злобой. Он преградилнам путь к двери, неистово потрясая кулаками. - Сомневаюсь,чтобы вам удалось так легко выкрутиться!
С перекошенным лицом, он в дикой ярости гримасничал, выкрикивая бессвязные угрозы. Я убежден, что нам пришлось быпробиваться к двери силой, если б не вмешательство мистераБеннета.
- Дорогой профессор, вспомните о вашем положении! - вскричал он. - Подумайте, что будут говорить в университете!Мистер Холмс - человек известный. Нельзя допустить такуюнеучтивость по отношению к нему.
Наш не слишком гостеприимный хозяин хмуро отступил от двери. Как приятно было вырваться из его дома и снова очутитьсяв тиши тенистой аллеи! Холмса это происшествие, казалось,немало позабавило.
- У нашего ученого друга пошаливают нервы, - произнес он. - Быть может, мы и впрямь вторглись к нему чуточку слишкомбесцеремонно, зато получили возможность вступить с ним внепосредственный контакт, что мне и требовалось. Но погодите,Уотсон! Так и есть, он мчится в погоню! Злодей еще неотступился от нас.
Слышно было, как кто-то бежит вслед за нами, но, к моему облегчению, вместо грозного профессора из-за поворота аллеипоказался его ассистент. Переводя дыхание, он остановился возленас.
- Мне так неприятно, мистер Холмс! Я хотел извиниться перед вами.
- Зачем, дорогой мой? Для человека моей профессии все это в порядке вещей.
- Я никогда не видел его в таком взвинченном состоянии. С ним становится просто страшно. Вы понимаете теперь, отчего мы сего дочерью в такой тревоге? А между тем ум его совершенноясен.
- Слишком ясен!- отозвался Холмс. - В этом-то и заключался мой просчет. Очевидно, его память работает кудаболее точно, чем я полагал. Кстати, нельзя ли нам, пока мыздесь, посмотреть на окно мисс Пресбери?
Мистер Беннет, раздвигая кусты, вывел нас на такое место, откуда особняк был виден сбоку.
- Вон оно. Второе слева.
- Ого, до него как будто и не добраться. Впрочем, обратите внимание: внизу вьется плющ, а выше торчит водосточнаятруба. Как-никак, точка опоры.
- Мне бы, честно говоря, не влезть, - заметил мистер Беннет.
- Вполне допускаю. Для любого нормального человека это, несомненно, была бы опасная затея.
- Я вам еще кое-что хотел сказать, мистер Холмс. Я достал адрес того человека, которому профессор шлет письма в Лондон.Одно он, по-видимому, отправил сегодня утром, и я списал адресс бювара. Недостойный прием для личного секретаря, но чтоподелаешь!
Холмс пробежал глазами бумажку с адресом и спрятал в карман.
- Дорак - занятное имя! Славянское, как я понимаю. Что ж, это - важное звено. Мы возвращаемся в Лондон сегодня же,мистер Беннет. Не вижу смысла оставаться. Арестовать профессорамы не можем: он не совершил никакого преступления; поместитьего под наблюдение тоже нельзя, потому что нельзя доказать, чтоон сумасшедший. Действовать пока рано.
- Да, но как же быть?
- Немножко терпения, мистер Беннет. События начнут назревать в самом скором времени. Либо я ничего не понимаю,либо во вторник можно ждать кризиса. В этот день мы,естественно, будем в Кэмфорде. При всем том нельзя отрицать,что обстановка в доме не из приятных, и если мисс Пресбериимеет возможность продлить свое отсутствие...
- Это нетрудно.
- Тогда пусть побудет в Лондоне, пока мы не сможем заверить ее, что всякая опасность миновала. Ну, а пока пустьпрофессор делает что хочет, не перечьте ему. Лишь бы он был вдобром расположении духа, и все обойдется.
- Смотрите, вон он! - испуганно шепнул Беннет, и мы увидели из-за ветвей, как в дверях дома показалась высокая,осанистая фигура. Профессор стоял, чуть подавшись вперед,покачивая руками прямо перед собой, и озирался по сторонам,поворачивая голову то вправо, то влево. Его секретарь, помахавнам на прощание рукой, исчез за деревьями, и вскоре мы увидели,как он подошел к своему шефу и оба направились в дом, горячо,можно сказать, даже ожесточенно, обсуждая что-то.
- Видимо, почтенный джентльмен смекнул что к чему, - говорил Холмс по дороге в гостиницу. - От этой короткойвстречи у меня осталось впечатление, что он человек на редкостьясного и логического ума. Вспыльчив, как порох, не спорю, авпрочем, его можно понять: поневоле вспылишь, если к тебеприставили сыщиков, причем, как ты подозреваешь, не кто иной,как твои собственные домочадцы. Боюсь, нашему Беннету сейчасприходится несладко.
По пути Холмс завернул на почту, чтобы отправить кому-то телеграмму. Ответ пришел вечером, и Холмс протянул его мне.
"Был на Коммершл-роуд, видел Дорака. Пожилой чех, очень учтив. Владелец большого универсального магазина. Мерсер".
- Мерсера при вас еще не было, - объяснил Холмс. - Я ему поручаю всякую черновую работу. Важно было разузнатькое-что про человека, с которым у нашего профессора такаясекретная переписка. Он чех - тут есть связь с поездкой вПрагу.
- Слава Богу, наконец у чего-то с чем-то обнаружилась связь, - сказал я. - Пока что, кажется, перед нами целыйнабор необъяснимых событий, не имеющих ни малейшего отношениядруг к другу. Каким образом, например, можно связать злобныйнрав овчарки с поездкой в Чехию или то и другое - с человеком,который ночами разгуливает по коридору на четвереньках? А самоенеобъяснимое - эти ваши даты.
Холмс усмехнулся и потер руки. Замечу, кстати, что этот разговор происходил в старинном холле гостиницы "ШахматнаяДоска" за бутылкой знаменитого портвейна, о котором давечавспоминал мой друг.
- Ну что ж, тогда давайте и поговорим прежде всего об этих датах, - произнес он, сомкнув кончики пальцев с видомучителя, который обращается к классу. - Из дневника этогомилого молодого человека явствует, что нелады с профессоромначались второго июля и с тех пор - насколько я помню, содним-единственным исключением - повторяются через каждыедевять дней. Вот и последний приступ, тот, что случился впятницу, падает на третье сентября, а предпоследний - надвадцать шестое августа. Ясно, что о простом совпадении речибыть не может.
Я был вынужден согласиться.
- А потому условимся исходить из того, что каждый девятый день профессор принимает какое-то средство, оказывающеекратковременное, но очень сильное действие. Под его влияниемприродная несдержанность профессора усугубляется. Рекомендовалиему это снадобье, когда он был в Праге, теперь же снабжают имчерез посредника-чеха из Лондона. Все сходится, Уотсон!
- Ну, а собака, а лицо в окне, а человек на четвереньках?
- Ничего-ничего, лиха беда - начало. Не думаю, чтобы до вторника произошло что-нибудь новое. А пока что нам остается нетерять связь с нашим другом Беннетом и вкушать тихие радостиэтого прелестного городка.
Утром к нам заглянул мистер Беннет, чтобы сообщитьпоследние новости. Как и предполагав Холмс, ему пришлосьдовольно туго. Профессор, хоть и не обвиняя его прямо в том,что это он подстроил наш визит, разговаривал с ним крайнегрубо, неприязненно и явно был глубоко уязвлен. Наутро,впрочем, он держался как ни в чем не бывало и, по обыкновению,блистательно прочел лекцию в переполненной аудитории.