Ика успела дважды сходить туда-обратно, они все разговаривали, и оба все поглядывали на неё.

— Хорошо, — услышала она голос лысого, — я готов поставить триста баксов.

— Ты издеваешься? — засмеялся бородатый. — Одни только зубы обойдутся раза в три дороже.

— А сколько ты хочешь?

— Хотя бы косушку. Если не получится, я через полгода тебе верну.

— Слушай, а может, мы всё-таки у неё спросим? — Лысый поймал Ику за руку. — Стой. Как тебя зовут?

— И-ирина.

— И тебе, значит, только семнадцать лет?

— Д-да. Ч-чего вам надо?

— Успокойся. Сядь, — сказал бородатый, — нам надо с тобой поговорить.

У него был мягкий низкий голос. Он мог смотреть прямо в глаза, не моргая. Он взял её руку и стал поглаживать, слегка массировать. Он как будто заколдовал её своими выпуклыми карими глазами, тёплыми пальцами. И вместо того, чтобы послать его подальше, она вступила в разговор и даже заикаться почти перестала.

— Ирочка, ты хочешь стать красавицей? — спросил бородатый, щекоча её ладонь тёплыми пальцами.

— З-зачем?

— А просто так! Хочешь?

— К-какая разница — хочу или нет? Всё равно не получится.

— Спорим, получится?

— Как?

— Да очень просто. Тебе надо сбросить килограммов тридцать, вставить зубы, привести в порядок кожу, волосы. Ну-ка, встань! Повернись! Смотри, у тебя хорошие пропорции, правильные черты. Ты бабочка, тебе пора вылупиться, расправить крылышки. Кстати, если ты станешь красавицей, ты больше не будешь заикаться. Это у тебя от комплексов, а их не останется. Ну, ты готова? Я помогу.

— З-зачем?

— Затем, что бабочкой быть лучше, чем жирной личинкой. Ну давай, решайся, а то крылышки сгниют.

Лысый сидел молча, улыбался, качал головой. Бородатый все не отпускал Икину руку. Вошла Маринка, продолжая смеяться чьей-то хохме, услышанной там, в гостиной. Ика посмотрела на неё и вдруг почувствовала странный зуд между лопатками, как будто там правда прятались мятые крылья.

— Я её забираю, — сказал бородатый Маринке.

— Кого? — сквозь смех спросила Маринка.

— Вот её, домработницу твою.

— Зачем?

— Я за полгода сделаю из неё красавицу, а потом, может быть, женюсь.

— Очумел? — Маринка все ещё захлёбывалась смехом, сверкала белыми зубами. — Ика, не слушай его, пойдём, там надо тарелки грязные собрать.

— Ика, поехали со мной. Ну её на фиг с её тарелками! — Бородатый тоже смеялся и тоже сверкал зубами.

Спина у Ики чесалась невыносимо.

О том, что его зовут Марк, что он писатель, Ика узнала, когда они оказались в такси. Маринке она позвонила только через три дня, извинилась, сказала, что барахло её можно выкинуть или отдать бомжам. Выслушала лекцию о том, что Марк мерзавец, авантюрист, ему в голову пришла очередная дурь, он наиграется и выгонит Ику на улицу.

— Я, конечно, подожду ещё немного, но ты же понимаешь, мне трудно без помощницы…

Ика выслушала, поблагодарила, сказала, что ждать не надо.

Следующие полгода оказались самыми счастливыми в её жизни. Марк снимал маленькую квартиру на Войковской. В единственной комнате не было ничего, кроме стола с компьютером, тумбы с телевизором и видиком, полуторной кровати, на которой спал Марк, и раскладушки, на которой спала Ика. Каждое утро раскладушка убиралась, на пол стелилось одеяло, открывалось окно, Ика занималась гимнастикой, сначала двадцать минут, потом сорок, потом полтора часа. На завтрак стаканчик йогурта или миска размоченной овсянки с мёдом. На обед тарелка зелёного салата без соли. На ужин яблоко или апельсин. Три литра минеральной воды в день. Два раза в неделю кусок вареного мяса или рыбы.

Марк почти не выходил из дома. Он сидел за компьютером и писал роман. Иногда зачитывал Ике большие куски. Роман был фантастический. Некий учёный создаёт клоны разных великих людей, чтобы они размножались и улучшали человеческую породу. Ика слушала, ей очень нравилось, только она считала, что слишком много траханья и мата. Марк снисходительно усмехался и объяснял: «Ты ничего не понимаешь, без этого в наше время книжку никто не купит».

Она ему верила безоглядно. Он стал главным человеком в её жизни. С ним всё было легко и нестрашно. Голодать, делать изнурительную гимнастику, от которой пот тёк ручьями и сводило мышцы.

Когда ей становилось совсем тяжко, он голодал вместе с ней и вместе с ней делал гимнастику. Они были союзники. Оба фанатично шли к цели, каждый к своей. Он создавал главный роман своей жизни, надеялся на большую славу и большие деньги. Она рождалась заново. Это действительно было похоже на бесконечно долгие и очень тяжёлые роды. Прекрасная бабочка мучительно выбиралась из серой бесформенной оболочки.

Ещё в самом начале Марк купил для неё три пары джинсов. Большие, средние и маленькие. Через месяц большие висели мешком. Через два месяца стали спадать, и она надела средние. В них ходила следующие три месяца. К концу мая обнаружила, что и они спадают.

В тот день, когда Ика решилась влезть в самые маленькие джинсы, Марк закончил свой роман. Ика кинулась ему на шею, стала целовать, повизгивая от восторга. Он подхватил её на руки, закружил, они плюхнулись на скрипучую кровать. Ика поняла, что такое быть бабочкой. Она как будто правда летела, купалась в тёплых воздушных потоках, пронизанных солнечным светом и запахом райских цветов. Не было никогда никакой тётки, никакого чёрного мотоциклиста с пистолетом, ни жирного чужого тела, ни гнилых обломков во рту. Был только гениальный Марк и лёгкие яркие крылья за спиной.

Потом она не заметила, как заснула. Проснулась оттого, что он поцеловал её в губы. В комнате было темно, работал телевизор. Марк лежал рядом, с пультом в руке.

— Ну давай посмотрим, что у нас получилось.

Ика сначала не поверила своим глазам. По телевизору показывали откровенную порнуху. Она, конечно, знала, что показывают всякое, но такого представить не могла. Взрослый мужик и девочка лет четырнадцати.

— Это что? — спросила она Марка.

Он засмеялся и остановил картинку. Она поняла, что это никакой не телевизор, а видео. Марк продолжал смеяться.

— Слушай, он похож на тебя! — закричала она и выхватила пульт.

— А она — на тебя! — закричал он, подёргиваясь от смеха.

До неё наконец дошло. Она выключила телевизор, вскочила, побежала в ванную, но тут же вернулась и влепила Марку пощёчину. Он, все ещё смеясь, схватил её за руки, стиснул запястья, притянул к себе.

— З-зачем? К-как ты мог? Гад! Предатель! — бормотала Ика, извиваясь, отворачиваясь от его поцелуев.

Но скоро замолчала. И тогда, в первый раз, и потом, он умел заставить её молчать. Через десять минут она опять почувствовала себя счастливой бабочкой. А бабочки не издают никаких звуков, только легонько шуршат крыльями.

На следующий день он отнёс распечатку романа в издательство. А вечером они вместе с лысым ужинали в дорогом ресторане. Лысого звали Гарик. Он долго рассыпался в комплиментах, причмокивал и качал головой, разглядывая Ику.

— Ну, слушай, супер!

Ика сама с удовольствием разглядывала себя в ресторанных зеркалах, улыбалась, сверкая красивыми зубами, ровными и белоснежными. И говорила, не заикаясь, спокойно, мягко, как будто пела.

— Что ты хочешь сказать, ну? — Дядя Мотя наклонился к ней совсем близко, держал за подбородок, заглядывал в глаза, а она всё повторяла:

— Же… Же…

Она многое хотела сказать, но могла произнести лишь первый слог имени.

Только что ей объяснили, как маньяк убивал Женю. Дядя Мотя говорил так подробно, словно сам присутствовал при этом. И ещё ей показалось, что он получает удовольствие от этих подробностей. Он щурился и облизывал губы.

Ика видела ночной лес, слышала близкий гул трассы, чувствовала руки, которые сдавливают шею, и задыхалась.

Тома принесла ей воды. Вова предложил сигарету. Дядя Мотя объяснил, что на самом деле они пришли сюда из-за Жени, они хотят найти того ублюдка, который её убил. Он — маньяк, и не остановится на этом, а милиция его ни за что не поймает. Полтора года назад он уже убил троих ребят, которые снимались в порно. Убил точно так же, как Женю.

— Ты понимаешь, как тебе повезло, девочка, что мы появились здесь раньше милиции? Ты совершеннолетняя, тебя могли бы запросто привлечь сразу по нескольким статьям. Твоего Марка им ещё искать и искать, а ты — вот она, готовенькая, им бы только галочку поставить, сама знаешь, в милиции сплошная коррупция, телевизор смотришь иногда.

Она его почти не слышала. В ушах у неё возник насмешливый голос Марка: «Может быть, он тебя убьёт, но бить не станет».

Марк сказал это Жене, когда отправлял её к новому клиенту.

Первая их встреча была в квартире-гостинице. Женя потом говорила, что он какой-то жуткий. Ни фига не может, полнейший импотент, но хуже его она ещё никого не встречала. Он как будто не человек, а робот.

— Ну и ладно, расслабься, — сказал ей Марк.

Женя не хотела ехать на вторую встречу. Ей было страшно. Тем более, что этот робот собирался везти её куда-то за город. Но Марк уговорил. Пообещал, что заплатит в двойном размере.

— Пойми, он хочет именно тебя, и больше никого. Это любовь, дура! Надо ценить высокие чувства.

Женя в итоге согласилась, но не из-за денег. После того, как Марк поместил на своём сайте картинки и клипы, где были видны лица, Женя больше всего на свете боялась, что Марк отправит по электронке какую-нибудь из этих картинок её папе, или на сайт её школы, или придурку Вазелину, в которого она почему-то влюбилась, за которого собралась замуж.

Марк в качестве последнего аргумента напомнил ей, что запросто может сделать это.

Да, Женя встретилась с этим последним клиентом именно вечером в воскресенье.

Дядя Мотя сказал, что в ночь с воскресенья на понедельник её нашли в лесу, в двадцати километрах от МКАД.

Ика крепко зажмурилась, глубоко вдохнула, задержала дыхание, а потом хрипло и чётко произнесла:

— Ж-женя была с ним в к-квартире, где камера. Он есть на к-кассете, если только Марк не успел з-абрать.

 

* * *

— Вы увидели Женю Качалову на рекламной картинке порносайта Марка Молоха, — медленно произнёс следователь, — и вот так, сразу, её узнали?

— Да. То есть нет. Я сначала не поверил своим глазам. Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с такими вещами. Я имею в виду детскую порнографию. Я всю жизнь работаю с детьми, учу их русскому языку и литературе, и мне трудно представить, что детей можно использовать вот так. Понимаете, это всё равно, что убийство. Они там, на картинках, похожи на мёртвых, и Женя, моя ученица, маленькая девочка, в этом кошмаре. Компьютер завис, я что-то не то нажал, и картинка никак не убиралась с экрана. Это, безусловно, была Женя. Позже я имел возможность убедиться, что не обознался.

Старый учитель старался говорить чётко, излагать только факты и никому не навязывать своих эмоций. И всё равно не получалось. Он путался, краснел, покашливал. Соловьёв иногда перебивал его короткими вопросами.

— Вы не спросили Женю, куда она спешит, кто ждёт её в машине?

— Нет.

— Почему?

— Я нервничал, у меня начался приступ. Да и не сказала бы она мне правду, я уверен. Она только повторяла, что я обознался, и тоже очень нервничала.

У следователя зазвонил телефон. Он извинился, встал, отошёл к шкафу, коротко тихо поговорил и передал трубку молодому оперативнику.

Толстый майор придвинул свой стул поближе к Борису Александровичу и спросил:

— Как долго вы потом сидели на лавочке?

— Наверное, около часа или больше. Я боялся встать. Мне было очень плохо. Думал, упаду по дороге. Но мимо шла какая-то женщина. Она проводила меня до подъезда.

— Какая-то женщина, — Завидов покачал головой, — имени, конечно, не знаете.

— Нет. Я хотел спросить, как её зовут, но не решился, мне было очень плохо.

— Откуда у вас эта заколка?

— Я нашёл её у себя дома, на полке, за книгами.

— Вы живёте один?

— Да. Жена умерла. Сын в Америке.

«Зачем он спрашивает? Они наверняка успели это выяснить. Он, этот толстый майор, постоянно меня сбивает и путает».

— Борис Александрович, как вы думаете, каким образом к вам попала эта заколка? — подал голос следователь.

— Ко мне иногда приходят домой ученики, я занимаюсь с ними дополнительно. Какая-нибудь девочка могла забыть. Я нарочно принёс в школу, чтобы спросить, чья это заколка.

«Неужели Женина?» — подумал он. И тут же в мозгу у него живой тонкий голос прокричал: Не лезьте ко мне никогда, старый педофил!

Молодой оперативник попрощался и быстро вышел.

— А ещё какие-нибудь вещи ученики забывали у вас? — опять встрял злобный толстяк.

— Да. Случалось. Тетради, ручки. Разные мелочи.

— Женя Качалова тоже приходила к вам домой на дополнительные занятия?

— Да. Но это было давно. Осенью. Послушайте, я все никак не могу сказать вам самое важное. Дело в том, что ко мне случайно попал дневник Жени. Она вела его в обычной школьной тетради и перепутала, сдала вместо сочинения. Я узнал об этом только вчера, в понедельник, уже после нашей встречи. Его очень трудно прочитать. Ужасный почерк.

— И вы не прочитали? — спросил майор Завидов.

— Нет, почему? Мне удалось. Я разбираю любые почерки. Это у меня профессиональное.

— О чём там речь?

— Я не могу так, в двух словах. Надо подробно. Это правда очень важно. Там о порнографе, о каком-то певце, в которого она влюблена, от которого…

— Подождите, — перебил его майор, — интересно получается, как много у вас оказалось вещей убитой девочки. Заколка, дневник, и все случайно. А потом вдруг явился странный человек, который представился дядей. И вы, наверное, отдали ему дневник.

— Нет. Не отдал. Он у меня. — Борис Александрович взял портфель, достал тетрадь с мишками на бумажной обложке.

Майор хотел тут же цапнуть, но следователь опередил его. Старый учитель заметил, какими взглядами они обменялись. Майор злился. Следователь улыбнулся, едва заметно, краешком рта. Они явно не были друзьями.

— Вы вряд ли сумеете прочитать, — сказал Борис Александрович следователю.

Тот открыл первую страницу, поднял брови.

— Да, правда, почерк неразборчивый.

— Ничего, у нас есть специалисты графологи, они разберутся, — опять встрял майор и вдруг резко протянул руку, — скажите, пожалуйста, а это каким образом у вас оказалось?

Прямо перед носом Бориса Александровича покачивалось маленькое украшение на тонкой цепочке. Он надел очки, чтобы лучше разглядеть. В его доме, в шкатулке, осталось немного маминых и Надиных украшений. Обручальные кольца, две пары серёжек, старинная брошка с аметистом, ещё бабушкина.

— Нет. Я это никогда не видел, — сказал он, разглядывая кулон на золотой цепочке, с крошечным синим камнем.

— Уверены?

— Конечно, уверен.

— Странно, — майор надул щеки, пошевелил бровями, — этот кулон принадлежал убитой девочке, вашей ученице Жене Качаловой. Недавно у неё был день рождения. Исполнилось пятнадцать лет. Кулон с сапфиром ей подарил отец. Как вы думаете, каким образом он оказался в кармане вашего плаща?

 

Глава двадцать девятая

 

Они не спешили ехать в квартиру-гостиницу, спокойно продолжали обыск. Крашеная Тома молча вытряхивала все из ящиков, просматривала каждую бумажку. Наконец издала звук «Вау!» и протянула дяде Моте тонкую пластиковую папку с какими-то документами.

— Банковский договор на аренду ячейки, — пробормотал дядя Мотя, — отлично. Что за банк? А, понятно. Ну, там проблем не будет.

У него зазвонил мобильный.

— Да. Как, говоришь, её зовут? Филиппова Ольга Юрьевна? Да ну? Дорогой мой, я и без тебя знаю, что она доктор наук и работала в группе Гущенко. Но ты все равно молодец. Это точно? Ты уверен, что звонок был именно из её кабинета? Мг-м. Понятно. Действуй, как договорились. — Дядя Мотя нахмурился, встал, быстро вышел из комнаты.

Мелодично застучали бамбуковые шторки. Он ещё несколько минут говорил по телефону, Ика не слышала, о чём. Когда он вернулся, лицо его было мрачным, тяжёлым, он как будто обрюзг и постарел.

— Почему мы не едем? — спросила Ика. — Разве маньяк — не самое важное?

— Так мы же не знаем куда.

С минуту он разглядывал её совсем новым взглядом. Ику слегка зазнобило. Она уже открыла рот, чтобы назвать адрес квартиры-гостиницы, но вдруг подумала: «Ага, я скажу, и они меня сразу убьют!»

Она впервые заметила, какие у дяди Моти странные глаза. Жутко холодные. Не злые, а просто мёртвые стекляшки, без всякого выражения. Она вспомнила, как Женя назвала последнего клиента киборгом.

«Понимаешь, вроде бы лицо вполне приятное, симпатичное, а глаза как будто впиваются в тебя. Смотрит, не моргая, вот сейчас набросится и сожрёт».

Именно такое чувство возникло у Ики под взглядом дяди Моти: набросится и сожрёт.

Сама того не замечая, она научилась разбираться в людях и остро чувствовала опасность. Марк не часто продавал её клиентам, реже, чем других, но каждый раз она боялась нарваться на садиста или маньяка. Особенно после той истории, о которой только что напомнил ей дядя Мотя.

Тогда, полтора года назад, нашли двух девочек и мальчика, убитых маньяком. Их фотографии показывали по телевизору, печатали в газетах. Марк сказал, что они были коллегами Ики, Жени, Стаса, Егорки.

О детской порнографии Марк знал все. Он постоянно смотрел продукцию конкурентов и даже иногда по-тихому пользовался чужими девочками в качестве заказчика.

Однажды Ика случайно застукала его в квартире на Войковской с двумя малышками, одной восемь, другой девять. Он рискнул заказать их туда потому, что это был последний день. Они переезжали на Полежаевскую.

Почти все барахло уже перевезли, Ика заехала случайно, кое-что забрать, открыла дверь своим ключом.

Нет, ничего особенного там не происходило. Марк с малышками просто разговаривал, все были одеты. Через пятнадцать минут он проводил их вниз.

— Видишь, как поставлено дело, — сказал он Ике, — деток привозит и забирает шофёр. Два часа с такими крошками — пятьсот баксов. Это я ещё поторговался, а так было семьсот, причём им, бедняжкам, выдают по полтиннику за клиента. Работать не умеют совершенно. Без слёз не взглянешь. Я, кстати, заснял. Хочешь полюбоваться?

Это был второй раз, когда она влепила ему затрещину.

— Ну, ну, что ты бесишься, дура? Я их пальцем не тронул. Я только попросил их показать, как девочки любят друг друга, и снимал. Мне же надо думать о новых кадрах, ты вон уже старушка, Женька постоянно выдрючивается, отлынивает. Стас недавно вообще удрал от голого клиента. Избаловал я вас, дармоедов.

— Ты точно не трогал их, не трогал? Честное слово? — плакала Ика.

— Я не понимаю, ты ревнуешь? — Он засмеялся. — Совсем офигела? Ревнуешь, да?

— Пошёл ты, гад! Ненавижу тебя! Ничего я не ревную, трахайся, с кем хочешь. Мне их жалко. Они маленькие.

— Маленькие, да удаленькие. Знаешь, как называется фирма, которая их прислала? Школа красоты «Незабудка». Детское модельное агентство. Заметь, не Москва. Старинный волжский город Киряевск. Все школьницы Киряевска хотят стать топ-моделями, и родители их тоже этого хотят. Платят приличные для провинции деньги, сто баксов в месяц, чтобы их драгоценных чад научили вести себя раскованно. Раздеваться, улыбаться, взрослых дядей не стесняться. Иногда их возят в Москву, будто бы на показы коллекций детской одежды, на фотосессии в глянцевых журналах. Домой они привозят деньги, заработанные честным трудом. И все довольны: дети, родители, сутенёры, клиенты.

— Тебя посадят, — прошептала Ика, — и правильно сделают.

— Тебя тоже, моя прелесть, — хмыкнул Марк, — мы с тобой партнёры. У нас один бизнес. Между прочим, далеко не самый грязный. Мы не торгуем наркотиками и оружием, никого не грабим, не убиваем и даже не обманываем. Мы снимаем красивое кино. Мы утешаем страждущих. Я пишу замечательные рассказы, которые пользуются большим успехом. Меня даже иногда называют новым Набоковым. Что же тут плохого?

Это была одна из постоянных его присказок: что же тут плохого?

— Ты просто доставишь человеку удовольствие. Что же тут плохого? — сказал он в тот день, когда повёл её в ресторан, где они встретились с маленьким лысым Гариком.

Из ресторана они поехали не домой, а к Гарику. У него была роскошная квартира на Брестской. Она напомнила Ике квартиру её детства. Такая же мебель под старину, диваны и кресла, обитые мягкой натуральной кожей, раздвижные двери. Они втроём немного посидели в уютной гостиной, потом Марк собрался уходить. Она не сразу поняла, что ей придётся остаться, кинулась за ним в прихожую.

— Я должен Гарику тысячу баксов, — сказал он, — полгода назад мы поспорили. Ты помнишь? У Качалова, когда я тебя увидел впервые и увёз. Ты же все слышала. Так вот, я выиграл. Ты стала красоткой, и он тебя хочет. Если ты не останешься, мне придётся отдать ему деньги, а у меня нет. Эту его тысячу я потратил на твои зубки.

— Напечатают роман, и ты отдашь, отдашь! — шептала Ика, обхватив его за шею. — Не надо, Марк, ну пожалуйста, я не хочу с ним, я очень тебя люблю, не оставляй меня здесь!

— Прекрати ныть, — сказал он, отцепил её руки и ушёл.

Куда ей было деваться? Назад в Быково, к тётке? Нет, лучше сдохнуть, чем это. К тому же она не могла представить себе жизни без Марка. Так получилось, что все неизрасходованные запасы любви, которые копились в ней после гибели родителей, достались ему, первому встречному мерзавцу. Она находила оправдание любому его поступку и ничего с собой поделать не могла.

Роман про клонов долго не хотели печатать. Марк не объяснял почему, говорил, что издатели придурки и ни фига не понимают в настоящей литературе. Наконец какое-то маленькое издательство выпустило книжку. Продалось совсем мало экземпляров. Гонорар Марк так и не получил. Ему объяснили, что за аренду склада, где гнил нереализованный тираж, заплатили столько, что не они ему должны, а он им.

Какое-то время он ходил злой, мрачный. Ике приходилось без конца позировать голышом перед камерой. Он помещал на своём сайте рассказы и её фотографии. Он торговал ею, и на это они жили.

Стаса и Егорку на первую съёмку привёл Марк. Познакомился с ними на улице. Случайно забрёл в какой-то двор, двое мальчишек гоняли мяч на спортивной площадке, он к ним присоединился, потом разговорились. Он предложил им заработать, и они легко, не задумываясь, пришли с ним в квартиру-студию, разделись. Марк умел все представить так, будто они вроде бы прикалываются, учатся танцевать, красиво и раскованно двигаться. Было даже весело. Мальчишки, раздеваясь, кидались друг в друга одеждой, подушками, покатывались со смеху.

Женю привела Ика. Познакомилась с ней в доме Качалова.

назад<<< 1 . . . 33 . . . 40 >>>далее