- В таком случае разрешите мне изложить вам ход моих умозаключений еще там, на Бейкер-стрит. Мысль о вампирах япочел абсурдной. В практике английской криминалистики подобныеслучаи места не имели. И в то же время, Фергюсон, выдействительно видели, как ваша жена отпрянула от кроватки сына,видели кровь на ее губах.
- Да, да.
- А вам не пришло в голову, что из ранки высасывают кровь не только для того, чтобы ее пить? Вам не вспоминается некаяанглийская королева, которая высасывала кровь из раны для того,чтобы извлечь из нее яд?
- Яд?
- В доме, где хозяйство ведется на южноамериканский лад, должна быть коллекция оружия - инстинкт подсказал мне этопрежде, чем я увидел ее собственными глазами. Мог бытьиспользован, конечно, и какой-либо другой яд, но это первое,что пришло мне на ум. Когда я заметил пустой колчан возленебольшого охотничьего лука, я увидел именно то, что ожидалувидеть. Если младенец был ранен одной из его стрел, смоченныхсоком кураре или каким-либо другим дьявольским зельем, емугрозила неминуемая смерть, если не высосать яд из ранки.
И потом собака. Тот, кто задумал пустить в ход такой яд, сперва непременно испытал бы его, чтобы проверить, не утратилли он свою силу. Случая с собакой я не предвидел, но смысл егоразгадал, и этот факт занял свое место в моем логическомпостроении.
Ну, теперь-то вы поняли? Ваша жена страшилась за младенца. Нападение произошло при ней, и она спасла своему ребенку жизнь.Но она не захотела открыть вам правду, зная, как сильно вылюбите мальчика, зная, что это разобьет вам сердце.
- Джекки!..
- Я наблюдал за ним, когда вы ласкали младшего. Его лицо ясно отражалось в оконном стекле там, где закрытая ставнясоздавала темный фон. Я прочел на этом лице выражение такойревности, такой жгучей ненависти, какую мне редко доводилосьвидеть.
- Мой Джекки!
- Отнеситесь к этому мужественно, Фергюсон. Особенно печально, что причина, толкнувшая мальчика на такой поступок,кроется в чрезмерной, нездоровой, маниакальной любви к вам и,возможно, к покойной матери. Душу его пожирает ненависть кэтому великолепному ребенку, чье здоровье и красота - прямойконтраст с его собственной немощностью.
- Боже правый! Просто невозможно поверить!
- Я сказал правду, сударыня?
Женщина рыдала, зарывшись лицом в подушки. Но вот она повернулась к мужу.
- Как могла я рассказать тебе это, Боб? Нанести тебе такой удар! Я предпочла ждать, пока чьи-нибудь другие уста, немои, откроют тебе истину. Когда этот джентльмен - он настоящиймаг и волшебник, - написал, что все знает, я так обрадовалась!
- Мой рецепт юному Джекки - год путешествия по морю, - сказал Холмс, поднимаясь со стула. - Одно мне не совсем ясно,сударыня. Ваш гнев, обрушившийся на Джекки, вполне понятен. Иматеринскому терпению есть предел. Но как вы решились оставитьмладенца на эти два дня без своего надзора?
- Я надеялась на миссис Майсон. Она знает правду, я ей все сказала.
- Так я и предполагал.
Фергюсон стоял возле кровати, дыхание у него прерывалось, протянутые к жене руки дрожали.
- Теперь, Уотсон, я полагаю, нам пора удалиться со сцены, - шепнул мне Холмс. - Если вы возьмете не в меру преданнуюДолорес за один локоток, я возьму ее за другой. Ну-с, -продолжал он, когда дверь за нами закрылась, - я думаю, мыможем предоставить им самим улаживать свои отношения.
Мне осталось лишь познакомить читателя с еще одной запиской - Холмс отправил ее в ответ на то послание, скоторого этот рассказ начался. Вот она:
"Бейкер-стрит
21 ноября.
Касательно вампиров
Сэр!
В ответ на Ваше письмо от 19 ноября сообщаю, что я взял на себя ведение дела мистера Роберта Фергюсона из торгового дома"Фергюсон и Мюирхед, поставщики чая" на Минсинг-лейн, ирасследование оного дела дало удовлетворительные результаты.