* * *

Римма Брянцева поражалась бессмысленности своей жизни. Зачем такие, как она, влачат свое жалкое существование? Государство обязано было предусмотреть учреждение по уничтожению ненужных особей. Это гуманно со всех точек зрения. С точки зрения самого государства – на лишнего члена общества тратятся лишние ресурсы, которые могли бы быть выделены, например, какой-нибудь матери-одиночке. С точки зрения лишнего человека – окончить мучения есть благо. Вот она, Римма, устроилась работать на почту, оператором. А может быть, кому-нибудь это место нужно гораздо больше, чем ей. Но уж раз устроилась, приходится работать…

Денег за операторство платили в два раза меньше, чем в «Петроспецмонтаже», но на что ей деньги? Поддерживать свое существование можно и меньшей суммой. Много ли ей надо, одной-то? На первую свою почтовую зарплату она сменила замок и поставила на входную дверь такой звонок, который можно отключать, находясь в квартире. Старый замок все время заедало, а кроме того, ключи от него были и у Егорова, и у Гарика. Никого из них видеть она не хотела. Скорее всего, Юрий Николаевич тоже не горел желанием с ней встречаться, хотя у нее остались кое-какие его вещи. Их было немного, потому что они, Юра и Римма, в основном жили в Анечкиной квартире, но на целый полиэтиленовый пакет средних размеров набралось. У Риммы не поднялась рука выбросить его вещи. Она затолкала пакет поглубже в шкаф. Может, и отдаст, когда все в душе отболит окончательно.

Что касается Гарика, то его вещи она отошлет через посылочный отдел собственной почты, поскольку их много. Ему еще пригодятся и эти рубашки, и белье, и бритвенные принадлежности. Они не вызывают у Риммы никакого трепета ни в душе, ни в пальцах, а потому пусть себе лежат кучей в кресле, пока она не соберется наконец их упаковать.

Отключающийся звонок – вещь хорошая. Приходишь с работы и отключаешь. Звоните кто хотите. Хоть надорвитесь, она все равно ничего не слышит. Иногда, правда, почему-то тянет выглянуть: может, кто звонит… Или включить телефон… Но Римма сразу душит эти желания в зародыше и переключается на другое, например, на детектив. Она уже гору их перечитала. Хорошо, что книжный магазин рядом с почтой. Идешь с работы и заглянешь. Так называемые карманные издания и стоят-то не больше пятидесяти рублей. Любой почтовый работник может себе позволить. А если еще ужаться в косметике, от которой вообще один вред, то можно иногда и за стольник книжку купить. Продавцы Римму уже знают, всегда оставляют ей новинки. Еще они советуют ей попробовать почитать женские романы. Может, понравится. Их сейчас много выпускают. Но Римма не соглашается. Зачем ей женские романы, если она больше не женщина. Она – среднего рода.

 

– Будьте добры, парочку конвертов по России, – Римма услышала знакомый голос и подняла голову от компьютера. Ей протягивал деньги Аркадий, приятель Егорова. – Римма? – удивился он. – Разве вы работаете на почте?

– Как видите, – ответила она. – Вам какие конверты? Выбирайте, у нас на витрине разные.

– За два пятьдесят… – растерянно сказал он и добавил: – Вы очень бледная…

– Это здесь такое освещение. Все кажутся зелеными и больными. Вот вам чек, а на сдачу… может быть, возьмете лотерейный билет?

– Мне никогда не везло в лотерею, даже на школьных утренниках. Самое большее, что я за свою жизнь на них выиграл, – это синий пластиковый транспортир.

– Полезная вещь.

– Да, особенно в личной жизни…

Римма усмехнулась:

– Да, особенно в личной… Можно измерить угол, под которым расходишься с любимым человеком…

– А знаете, Римма, пожалуй, дайте мне… вот этот билетик, где написано «Победа». Вдруг все-таки повезет!

– Конечно, повезет. Это моментальная лотерея. Можете сейчас и проверить. Выигрыш до пятисот рублей сразу выдаем на руки.

– Нет уж! Сразу не надо! Растяну удовольствие! Кроме того, если вдруг выиграю, будет повод прийти к вам еще раз.

Римма кивнула и подала ему билет с голографическим праздничным салютом.

Аркадий, сунув лотерейку в карман, мялся возле ее окошечка и никуда не уходил.

– Что-нибудь еще? – спросила Римма.

– Да… То есть нет… То есть я хотел спросить… когда вы заканчиваете работу?

– Это вас не касается.

– Да… То есть… Пожалуй…

Аркадий отошел от ее рабочего места, и Римма тут же о нем забыла, потому что откуда-то набежала очередь. Вот так всегда: то никого, то не продохнуть.

Когда она выходила из книжного магазина, из-за угла здания, где находилось ее почтовое отделение, снова вынырнул Аркадий. Римма на всякий случай огляделась вокруг, хотя и так знала это место наизусть. Бежать некуда. – Что вам от меня надо?! – зло бросила ему она. – Вы и так уже для меня постарались на славу!

– Вы отлично знаете, что я ничего не делал умышленно.

– Ага! Сначала вы неумышленно трудились с перепоя, а потом – от чрезмерной трезвости, да?!

– Римма! Ну зачем вы так?!

– Послушайте, Аркадий! – горячо заговорила она. – Я вас умоляю, оставьте меня в покое! Я только-только приспособилась к новым жизненным обстоятельствам, а тут опять вы!

– Я вполне могу стать вашим новым жизненным обстоятельством.

– Вы – старое обстоятельство, и, я бы сказала, не лучшее из тех, что у меня были!

– Глупости! Вы несчастны, Римма! И это видно невооруженным глазом!

– И что?

– Да ничего… Просто… у меня тоже все как-то не так…

– Ничем не могу вам помочь! Пустите! – И она попыталась его обойти, но он, опять загородив ей дорогу, сказал:

– Вы мне нравитесь… так нравитесь, что…

– Что?

– Хоть кричи…

Римма уставилась Аркадию в лицо. Первый раз, в ресторане, ей сильно не понравилось его сладкое масленое лицо. Алкогольное опьянение никого не красит. Когда она видела его второй раз, возле собственного подъезда, он выглядел уже лучше. Сейчас, присмотревшись, Римма заметила, что лицо его здорово исхудало, осунулось и побледнело. Может, он и присочинил, что кричать ему хочется от чрезмерности чувств к ней, но дела его, видимо, и впрямь нехороши. Но утешать его она не будет. С нее хватит Гарика, которого она пожалела. Да и вообще, что-то у нее с мужчинами не получается. Будто кто-то не хочет, чтобы она была счастлива, и вмешивается в ее жизнь самым иезуитским способом. Егоров больше всего боялся очередного предательства со стороны женщины, и именно это ему преподнесла Римма. Гарик, обожающий детей, никогда не смог бы простить мать, бросившую ребенка, и получилось, что как раз Римма на это и способна.

– Скажите, Аркадий, а что вы больше всего не любите в женщинах? – спросила она.

– Почему вы спрашиваете? – удивился он.

– Ответьте, пожалуйста. Невежливо отвечать вопросом на вопрос.

– Ну… я не знаю. Как-то не задумывался над этим… Ну… не люблю курящих женщин…

– Это несущественно, – отмахнулась Римма. – Курить можно бросить, особенно ради любимого человека.

– Тогда не знаю…

– Подумайте!

– Да на что это вам?

– А я заколдована, Аркадий! Что мужчина больше всего ненавидит в женщинах, то во мне и получает!

Он рассмеялся, но как-то невесело:

– Тогда я тоже заколдован. И со мной у женщин получается совсем не то, на что они рассчитывают. Может, минус на минус дадут плюс? Может быть, нам стоит попробовать, а, Римма?

Она съежилась и ответила:

– Понимаете, мне ничего не нужно… Вы хотите попробовать и как-то изменить свою жизнь, а я ничего не хочу… Простите…

– Но ведь надо как-то жить, несмотря ни на что.

– Я и живу. Как могу. И ничего менять не хочу.

– А в судьбу вы верите, Римма?

Она задумалась, немного поколебалась, но все же ответила:

– Пожалуй, да.

– Тогда мы сейчас ее испытаем. Хотите?

– Как?

Аркадий достал из кармана лотерейный билет и спросил:

– Что нужно сделать, чтобы проверить его?

– Надо стереть защитный слой на трех клеточках игрового поля. Если вы при этом откроете три слога – по-бе-да, то она будет за вами. Вы выиграете пятьсот тысяч.

– Да ну?

– Представьте себе!

– Значит, так, Римма! Мне не нужны пятьсот тысяч. Мне нужны вы… Если я сейчас открою «победу», то вы сходите со мной в одно очень приличное кафе… и, кто знает, может быть, там посмотрите на нашу сегодняшнюю встречу совсем по-иному. Идет?

Римма твердо знала, что Аркадий в ее судьбе не записан, а потому смело согласилась:

– Идет.

Он достал из кармана рублевую монетку и, высунув от усердия кончик языка, принялся стирать защитный слой. После открытия первой же клетки он помрачнел и протянул билет Римме:

– Вот, извольте убедиться, опять не повезло: вместо одного из слогов вожделенной «победы» – всего лишь жалкое число пятнадцать. Придется по-прежнему довольствоваться синим транспортиром.

– Я это знала, Аркадий. Простите, что все так получилось. Вы сами выбрали условия игры…

Римма качнула в знак прощания головой, отвернулась от него и, машинально засунув лотерейный билет в кармашек сумки, побежала к станции метро. Догонять ее Аркадий не стал.

 

* * *

Валерий Петрович Гали-Ахметов, несмотря на свою джигитскую фамилию, внешне вполне соответствовал русским имени и отчеству: являлся курносым блондином с голубоватыми глазами и полными розовыми щеками. И весь он был аккуратненький, кругленький, будто туго надутый воздушный шарик. Он долго не мог взять в толк, что от него хочет неизвестно откуда свалившийся на его голову юрист Маретин Игорь Всеволодович и, главное, кто его прислал.

– Я понял, это очередные происки Магды! – наконец догадался он и даже немножко как будто сдулся, а под глазами набрякли темные складчатые мешочки.

– Магда – это… – начал Игорь.

– Бросьте! Будто вы не знаете! Магда – это моя бывшая жена! И вам лучше убраться отсюда подобру-поздорову, поскольку ей ничего больше не отвалится!

– Правильно ли я понимаю, что ей уже что-то отвалилось?

– Ну вы даете! Неужели же ей мало?! На эту квартиру пусть рот не разевает, потому что она не моя, а брата моего Гришки! А Гришка Магду голой в Африку пустит, если она что-нибудь удумает и с его жилплощадью! Она его еще просто не знает! Так ей и передайте!

– Дело в том, – одними уголками губ улыбнулся Игорь, – что я не знаком с вашей женой.

– А чего ж тогда пришли?

– Просто я тоже… некоторым образом пострадавший…

– От Магды? Ну баба! – перебил его Валерий Петрович и хлопнул себя по полненьким ляжкам.

– Нет… Сказал же, что не знаю вашу жену.

– Бывшую! – Гали-Ахметов поднял вверх толстенький коротенький пальчик.

– Бывшую, – согласился Игорь. – Но если вы мне расскажете, что произошло у вас с бывшей Магдой и, как я понимаю, с квартирой, то, возможно, я смогу вам помочь.

Валерий Петрович выпучил на него свои нежно-голубенькие глазки, справедливо полагая, что просто так никто никому не помогает, а значит, этот юрист Маретин – очередное испытание для его и так уже вдоволь настрадавшегося организма. Юристу Маретину пришлось долго и нудно объяснять, кто он такой и что ему нужно; доказывать, что у него в руках есть компромат на одно агентство, услугами которого, возможно, и воспользовались враги Валерия Петровича, а именно: бывшая жена и прочие под ее дудку поющие аферисты.

В конце концов путем неимоверных усилий Игорь смог вытянуть из Гали-Ахметова следующую историю. Оказывается, на этой самой Магде он был счастливо женат целых десять лет. Проживали они на улице Энтузиастов, в районе Ржевка-Пороховые, в отдельной двухкомнатной квартире, которую купили ему родители. Женившись, Валерий Петрович, разумеется, сразу же прописал на свою жилплощадь и жену, и в положенный срок родившуюся дочку. Казалось, ничто не предвещало беды, поскольку они с Магдой даже ссорились редко, а в дочке Зоечке оба души не чаяли. И вдруг однажды Магда заявляет, что не раз уже видела его с посторонней женщиной и не позволит водить себя за нос, и измены не потерпит. Валерий Петрович нежно возражал, что, помимо Магды и Зоечки, ему и на дух не нужны никакие посторонние женщины, но жена с момента предъявления обвинения стелила ему отдельно на кухонном диванчике. А дальше – больше. Злостные инсинуации из уст все еще горячо любимой Магды приобретали все более и более шокирующий характер. Она утверждала, что обладает вещественными доказательствами того, что в их с Зоечкой отсутствие он устраивает в святом семейном гнезде самые разнузданные оргии. А потом вдруг предъявила ему документ, свидетельствующий о том, что гражданин Валерий Петрович Гали-Ахметов развелся с гражданкой Магдой Александровной Гали-Ахметовой, в девичестве Колтушкиной, тогда-то и там-то. На вопрос Валерия Петровича, как умудрились его развести не только без его согласия, но даже и без присутствия, Магда ответила, что у нее есть свидетельские показания соседей и прочих нужных товарищей. Соседи и нужные товарищи якобы хором и с небывалым энтузиазмом подтвердили, что он не живет в квартире на улице Энтузиастов уже более пяти лет, чего вполне достаточно для расторжения брака. Выписать из квартиры бывшего супруга, не проживающего в ней более пяти лет, не составило для предприимчивой Магды никакого труда.

– И что, вы вот так сдались и даже не подали в суд встречный иск? – удивился Игорь.

– Я попытался походить по инстанциям, но очень скоро слег с инфарктом, – тяжело вздохнув, ответил Валерий Петрович, и Маретин только тут понял, что необыкновенная розовость собеседника, увы, нездоровая. А тот между тем продолжал: – Хорошо, что оклемался. Гришка, брат, велел наплевать на эту аллигаторшу, потому что здоровье дороже. Даже квартиру свою предоставил, поскольку сам пока у жены живет.

По окончании своего прискорбного повествования несправедливо разведенный и бесчеловечно выселенный из собственной квартиры гражданин Гали-Ахметов предложил очень заинтересованно слушавшему юристу Маретину выпить немножечко коньячку. Игорь согласился, поскольку у него тоже разгорелось нутро. Полинино агентство явно вляпалось, а нависшее над «Агенерессом» возмездие – неотвратимо. Услуга, которую они оказали Магде Александровне Гали-Ахметовой, слишком далеко выходила за рамки прейскуранта и вполне тянула на уголовное дело.

– Скажите, пожалуйста, Валерий Петрович, вам что-нибудь известно об агентстве под названием «Агенересс»? – спросил Игорь.

– Впервые слышу, – ответил тот. – А что это за агентство?

– Я думаю, что именно с его помощью вашей бывшей жене и удалось провернуть это противоправное мероприятие. Ответьте еще на один вопрос.

– Пожалуйста, – разохотился Валерий Петрович, поскольку уже почувствовал в юристе Маретине своего защитника и, возможно, прямо с небес припорхнувшего ангела-хранителя.

– Вы когда-нибудь угрожали расправой гражданке Полине Борисовне Хижняк?

– Простите, а кто это Полина… как вы сказали?..

– Валерий Петрович, таким образом, как вы это делаете сейчас, ни в коем случае нельзя отвечать на суде, – поморщился Игорь.

– На каком суде? – сразу испугался и еще более порозовел Гали-Ахметов.

– На суде по делу, возбужденному против вашей бывшей супруги Магды Александровны и агентства «Агенересс» в лице его владелицы Хижняк Полины Борисовны. Если вы не возражаете, то мы с вами прямо сейчас и составим несколько документов.

Валерий Петрович не возражал.

 

* * *

После похорон Евстолии Васильевны Егоров впал в еще более черную меланхолию, нежели та, в которой он пребывал до материнской кончины. Его абсолютно не заботила ни коллекция Николая Витальевича, ни квартира, на которую так сильно разевал рот Никита. Все равно она стояла пустой. Анечка сказала, что жить в ней одна ни за что не будет. Она вернулась в свою квартиру. Юрий из комнаты переехал спать на кухню. Анечка возражала, предлагала перегородить комнату шторкой, но он не захотел. Он вообще не знал, как себя вести с ней. Она приходится ему матерью, но сыновние чувства он испытывал только к Евстолии Васильевне, которой уже нет…

– Я вижу, ты тяготишься мной, Юрочка, – как-то сказала Анечка, и из ее выгоревших светлых глаз побежали мелкие слезинки.

– Да нет же… – раздраженно ответил он, потому что действительно тяготился.

Он не мог допустить, что отец по собственной воле изменял матери с Анечкой, а потому считал ее во всем виноватой. Конечно, благодаря ее блуду он и появился на свет, но лучше бы не появлялся. Бесполезная никчемная жизнь. Беззаконно зачатая, она и не могла сложиться благополучно. И в жены ему достаться могла только Лариса. К блуду – блуд! Он не может больше видеть Ларису. Его от нее тошнит. Жаль, что с такой женщиной живет его сын. Но что тут можно сделать? Несмотря на свою половую распущенность, Лариса хорошая мать. Она любит Илюшку, и он ее – тоже. Да и потом… разве существуют женщины другого типа? Все они одним миром мазаны… Разве что… Евстолия Васильевна… мама…

– Ты не слушаешь меня, Юрочка? – донесся до него невнятный Анечкин голос.

Егоров тряхнул головой и сказал:

– Нет, отчего же… Я слушаю… внимательно.

– Я не могу найти то письмо, про которое говорила.

– Про какое еще письмо?

– Ну… про то, которое является доказательством того, что ты сын Николая Витальевича…

– Мне наплевать на это письмо, – честно признался Юрий.

– Ты что же, согласен все отдать Никите?

– Честно говоря, мне все равно…

– А Илюша?

– А Илюше больше всего интересна компьютерная литература и комиксы.

– Что такое комиксы… Юрочка?

– Ну… книжки такие дурацкие… для дебилов…

– Что ты такое говоришь, Юра, – с упреком произнесла Анечка. – Илюша – умный мальчик.

– Я и не говорю, что он дурак. Я всего лишь о том, что ему не нужны книги моего отца.

– Так их же можно продать! Не зря же Никита так с ума сходит!

– Анечка, – Юрий впервые назвал ее не обезличенно, а тем именем, к которому привык с детства, и у самого из глаз чуть не брызнули слезы. Конечно же, он ее простит… Она же всю жизнь с ними. Никакой семьи, кроме их, егоровской… Надо простить… Может быть, отец ее просто пожалел? Может, он, Юрий, плод вовсе не блуда, который он так ненавидит, а жалости… Он подошел к вмиг съежившейся немолодой женщине с седой короной косы на голове, обнял ее и повторил: – Анечка… Пойми, пожалуйста, мне не нужны ни деньги, ни сами книги, из-за которых все… Кстати, я так и не понял, зачем мама… ну… Евстолия Васильевна… продала «Часослов»? При чем тут Лариса?

– Да все ведь ради тебя, Юра, – всхлипнула Анечка. – Уж поверь.

– Что значит «ради тебя»? Я не просил у… мамы денег.

– Евстолия Васильна очень испугалась той женщины…

– Какой?

– Той, на которую ты так смотрел…

– Смотрел?

– Ну да… Ее Риммой звали. Ты как-то ее привел, и Евстолия Васильна испугалась…

Егоров отпрянул от Анечки с ошеломленным выражением лица.

– Ничего не понимаю, – сказал он.

Анечка печально улыбнулась:

– Я тоже сразу догадалась, Юрочка, что ты в эту Римму влюблен. И не так, как в Ларису…

Егоров в ответ на эти ее слова только повел плечами и округлил глаза.

Анечка подобрала не попавшую в колос косы тоненькую прядку, ловко подколола ее старинной коричневой шпилькой и сказала:

– Мы обе поняли, что ты теперь станешь бывать у нас реже. Евстолия Васильна решила, что надо помирить вас с Ларочкой, чтобы все оставалось, как прежде. И ее нельзя винить, Юрочка… Ей немного уже оставалось. Евстолия Васильна хотела побыть с тобой подольше…

Анечка опять всхлипнула, а Егоров задумался. Да, эти немолодые женщины сразу все поняли, или, как говорит Илюшка, просекли. Ему не хотелось оставлять Римму даже на несколько минут. Он был счастлив, что они работают вместе, вместе едут с работы по магазинам и практически не расстаются. Римма буквально выталкивала его к матери.

– И все равно я не понимаю, при чем тут «Часослов».

– А при том, что…

По мере обстоятельного рассказа Анечки у Егорова холодело в груди. Что за чертовщина? Что еще за агентство? И что может сделать какое-то агентство с человеческими отношениями? Бред! Ад! Выходит, что мать с Ларисой каким-то непонятным образом «заказали» Римму?

– Но как? Откуда Лариса узнала про такое агентство? – гаркнул Егоров, и Анечка подпрыгнула на диване и даже схватилась за сердце.

– Нет… Лариса не знала… Она просто очень хотела, чтобы ты к ней вернулся, а Евстолия Васильна подсказала ей агентство, где занимаются как раз такими вопросами.

– Какими?

– Ну… возвращают заблудших мужей… кажется…

– Анечка!! Я не заблудший муж! Я с Ларисой разведен!!! Я ей вообще не муж!!! Я ей никто!!!

назад<<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 >>>далее