- Ник рассказывала мне. - Она подняла на меня глаза, и я увидел в них прежнее отрешенное выражение. - Все обошлось, не так ли?
Я почувствовал, что краснею.
- Да. Пустячное растяжение.
- А... рада слышать, что Ник не высосала всю эту историю из пальца. Ведь наша маленькая Ник - прирожденная лгунья. Нечто непостижимое, просто талант.
Я не нашелся, что ответить. Мое смущение, кажется, забавляло ее.
- Ник - моя старая подруга, - заметила она. - А что касается лояльности, то я всегда считала, что это очень скучная добродетель. Она в цене главным образом у шотландцев, так же как бережливость и соблюдение дня воскресного. И потом, Ник действительно лгунья, правда, Джим? Какая-то необыкновенная история с тормозами. Джим говорит, что это чистый вымысел.
- Я кое-что смыслю в автомобилях, - сочным голосом проговорил блондин, слегка кивнув в сторону окна.
За окном среди автомобилей, стоявших у гостиницы, выделялся один - длинный и красный. Неправдоподобно длинный и неправдоподобно красный. Блестящий, удлиненный капот пускал ослепительные солнечные зайчики. Словом, это был суперавтомобиль.
Меня вдруг осенило:
- Ваш?
- Мой.
Я чуть было не брякнул: "Ну еще бы!”
В эту минуту к нам присоединился Пуаро. Я встал, он взял меня под руку и, торопливо поклонившись остальным, поспешно уволок в сторонку.
- Дело сделано, мой друг. В половине седьмого мы навещаем мадемуазель в Эндхаузе. К этому времени она уже вернется с прогулки. Вернется... Ну, разумеется, вернется в целости и сохранности.
На его лице я заметил беспокойство, а в голосе тревогу.
- Что вы ей сказали?
- Попросил назначить мне свидание, и как можно скорее. Она немного поколебалась, как и следовало ожидать.
Она подумала... я буквально читал ее мысли: "Кто он такой, этот человечек? Невежа? Выскочка? Кинорежиссер?”
Если бы у нее была возможность, она бы отказала мне, но это трудно. Когда тебя захватывают вот так, врасплох, проще согласиться. Она рассчитывает вернуться к половине седьмого. Ну что ж!
Я заметил, что дело, стало быть, на мази, но Пуаро отнесся к моим словам холодно. Он не находил себе места: ни дать ни взять тот пес, который принюхивается, откуда ветер дует. Весь день он крутился по гостиной, бурчал себе под нос, то и дело переставлял и передвигал с места на место безделушки. А если я с ним заговаривал, махал руками и тряс головой.
Кончилось тем, что ровно в шесть мы вышли.
- Подумать только, - проговорил я, спускаясь с террасы. -Стрелять у самого отеля!
Только безумец мог решиться на такое! - Я с вами не согласен. При определенных условиях риск был совсем не велик. Начнем с того, что сад необитаем. Люди, живущие в отелях, - сущие овцы. Принято сидеть на террасе и любоваться заливом - ну что ж, все собираются на террасе с видом на море. И только я, будучи оригиналом, сижу на той, что выходит в парк. Но ведь и я ничего не увидел. Вы заметили, в парке есть где укрыться - деревья, пальмы, кустарник. Стой себе преспокойненько и жди, покуда мадемуазель не пройдет мимо. А она должна была пройти. Идти улицей гораздо дальше. Мадемуазель Ник Бакли, она ведь из тех, что вечно опаздывают и бегут кратчайшей дорогой.
- И все же это страшный риск. Его могли заметить, а на случайность тут не свалишь.
- Да, на этот раз уж не случайность... нет!
- Вы что-нибудь имеете в виду?
- Нет, ничего... одна идейка. Возможно, она подтвердится, а может быть, и нет. Пока что мы ее оставим и возвратимся к тому, о чем я говорил, - к необходимому условию.
- В чем же оно состоит?
- Право же, Гастингс, вы могли бы сказать это сами.
- Мне не хочется лишать вас удовольствия продемонстрировать, насколько вы умнее меня.
- Что за сарказм! Ирония! Ну ладно... Вот что бросается в глаза: мотивы преступления не очевидны. Иначе, что и говорить, риск был бы чересчур велик. Пошли бы разговоры: "Мне кажется, это такой-то. А где такой-то был во время выстрела?" Э, нет, убийца - вернее, тот, кто хотел им стать, - конечно же, скрывается в тени. И вот это-то меня и пугает, Гастингс! Да, я боюсь, боюсь даже сейчас! Я успокаиваю себя: "Их ведь там четверо". Я говорю себе: "Пока они все вместе, ничего не случится". Я говорю себе: "Это было бы безумием". И все время боюсь. А эти "случайности"... Мне хочется разузнать о них поподробнее.
Он резко повернул назад.
- У нас еще есть время. Идемте улицей. Парк ничего нам не дает. Обследуем обычный путь.
Мы вышли из центральных ворот отеля, повернули направо и поднялись по крутому холму. На его вершину вела узкая дорога, и надпись на изгороди гласила: "Только к Эндхаузу".
Мы воспользовались этим указанием, и через несколько сотен ярдов дорога круто повернула и уперлась в ветхие, давно не крашенные ворота.
За воротами, по правую руку от входа, стоял домик. Он занятно контрастировал с воротами и запущенной подъездной аллеей. Домик был окружен опрятным, ухоженным садиком, оконные рамы и переплеты были недавно окрашены, на окнах висели чистые,
яркие занавески.
Какой-то человек в выгоревшей норфолкской куртке возился у клумбы. Когда ворота скрипнули, он выпрямился и глянул в нашу сторону. Это был мужчина лет шестидесяти, ростом не меньше шести футов, крепко сбитый, с загорелым, обветренным лицом и почти совершенно лысый. Его голубые глаза оживленно поблескивали. Он показался мне симпатичным малым.
- Добрый день, - приветствовал он нас, когда мы проходили мимо.
Я ответил ему и, шагая дальше, все еще чувствовал на спине его пытливый взгляд.
- Хотелось бы знать... - задумчиво произнес Пуаро.
И замолчал, так и не соизволив сообщить мне, что именно ему хотелось бы узнать.
Эндхауз оказался большим, угрюмым домом, который почти совершенно скрывался за деревьями; их ветви касались самой крыши. Нам сразу бросилось в глаза, что дом запущен. Прежде чем позвонить, Пуаро окинул его оценивающим взглядом. Потребовалось приложить поистине геркулесово усилие, чтобы старомодный звонок издал хоть какой-то звук, зато, раз задребезжав, он еще долго заливался унылым, жалобным звоном.
Нам отворила женщина средних лет. "Приличная особа в черном" - вот слова, которые приходили на ум при взгляде на эту респектабельную, в меру угрюмую и предельно безразличную ко всему горничную.
Мисс Бакли, сообщила она, еще не возвращалась. Пуаро объяснил, что нам назначено свидание, и не без труда добился, чтобы нас впустили в дом. Женщины такого типа обычно не слишком доверяют иностранцам, и я льщу себя надеждой, что именно моя внешность заставила ее смягчиться. Наконец нас провели в гостиную, где нам предстояло ожидать возвращения мисс Бакли. Вот где совсем не чувствовалось уныния. Комната - правда, довольно запущенная - выходила на море и была залита солнечным светом. На фоне тяжеловесной мебели времен королевы Виктории разительно выделялось несколько дешевеньких вещей ультрамодерн. Парчовые гардины выцвели, зато чехлы были новенькие и яркие, а диванные подушки словно пылали чахоточным румянцем. На стенах висели фамильные портреты. Я подумал, что некоторые из них, должно быть, по-настоящему хороши. Рядом с граммофоном валялось несколько пластинок. Стоял небольшой приемничек; книг в комнате почти не было; на край дивана кто-то бросил развернутую газету. Пуаро поднял ее и, поморщившись, положил назад. Это была местная "Уикли Геральд энд Директори". Однако что-то заставило его снова взять ее в руки, и, пока он просматривал там какую-то заметку, дверь отворилась и в комнату вошла Ник Бакли.
- Эллен, несите лед! - крикнула она, обернувшись, и уже после этого заговорила с нами. - Ну, вот и я... а тех всех я спровадила. Сгораю от любопытства. Неужели я та самая героиня, которую никак не могут разыскать киношники? У вас был такой торжественный вид, - добавила она, обращаясь к Пуаро, - что ничего другого я просто и подумать не могла. Ну сделайте же мне какое-нибудь заманчивое предложение.
- Увы, мадемуазель... - попытался было заговорить Пуаро.
- Только не говорите, что все наоборот, - взмолилась она, - что вы пишете миниатюры и одну из них хотите мне всучить. Впрочем, нет, с такими усами... да еще живет в "Мажестике", где кормят отвратительно, а цены самые высокие во всей Англии... нет, это попросту исключено.
Женщина, отворявшая нам дверь, принесла лед и поднос с бутылками. Не переставая болтать, Ник ловко смешала коктейли. Мне кажется, непривычная молчаливость Пуаро в конце концов привлекла ее внимание. Наполняя фужеры, она вдруг остановилась и резко бросила:
- Ну, хорошо...
- Вот этого-то мне и хочется, мадемуазель: пусть все будет хорошо. - Он взял у нее фужер. - Ваше здоровье, мадемуазель, здоровье и долголетие. Девушка была не глупа. Его многозначительный тон не ускользнул от нее.
- Что-нибудь... случилось?
- Да, мадемуазель. Вот...
Он протянул руку. На его ладони лежала пуля. Девушка взяла ее, недоуменно нахмурившись.
- Известно вам, что это такое?
- Да, конечно. Это пуля.
- Именно так. Мадемуазель, сегодня утром возле вашего уха пролетела вовсе не оса... а эта пуля.
- Вы хотите сказать... что какой-то оголтелый идиот стрелял в парке возле отеля?
- Похоже на то.
- Черт возьми! - чистосердечно изумилась Ник. - Выходит, я и вправду заколдована. Значит, номер четыре.
- Да, - согласился Пуаро. - Это четвертый. И я прошу вас рассказать об остальных трех... случайностях.
Девушка удивленно взглянула на него.
- Я хочу полностью убедиться, что это были.
Девушка удивленно взглянула на него.
- Я хочу полностью убедиться, что это были... случайности.
- Господи! Ну конечно! А что же еще?
- Соберитесь с духом, мадемуазель. Вас ждет большое потрясение. Вы не подумали, что кто-то покушается на вашу жизнь?
Вместо ответа Ник покатилась со смеху. Предположение Пуаро, кажется, здорово ее позабавило.
- Волшебная идея! Ну, милый вы мой, кто ж это станет на меня покушаться? Я ведь не очаровательная юная наследница, после которой останутся миллионы. Я бы не прочь, чтоб кто-нибудь и в самом деле попытался меня убить, - это, должно быть, захватывающее ощущение, только, боюсь, напрасная надежда! - Вы мне расскажете о тех случайностях, мадемуазель?
- Конечно, да только это все пустяки. Так, чепуха какая-то. У меня над кроватью висит тяжелая картина. Ночью она свалилась. Совершенно случайно я услыхала, что где-то в доме хлопает дверь, пошла посмотреть - где - и запереть ее... и таким образом спаслась. Она бы мне, наверно, угодила в голову. Вот вам и номер первый.
Пуаро не улыбнулся.
- Дальше, мадемуазель. Перейдем ко второму.
- О, этот и вовсе ерундовый! Здесь, в скалах, есть крутая тропка. Я хожу по ней к морю купаться. Там есть такая скала, с которой можно нырять. Так вот, когда я шла по этой тропке, откуда-то сверху сорвался валун и прогрохотал на волосок от меня. А третье - это уже совсем из другой оперы. У автомобиля что-то стряслось с тормозами - не знаю точно что, мне говорили в гараже, да я не поняла. Во всяком случае, если бы я выехала из ворот и спустилась с холма, тормоза бы не сработали, и я наверняка врезалась бы в ратушу, и превратилась в лепешку. В конечном счете у города оказалась бы щербатая ратуша, а от меня осталось бы мокрое место. Но так как я всегда что-нибудь забываю, мне пришлось повернуть назад и врезаться всего-навсего в живую изгородь.
- А можете вы мне сказать, что именно было неисправно?
- Спросите в гараже Мотта. Там знают. По-моему, была отвинчена какая-то пустяковина. Я уже думала, не напроказил ли там чего мальчик Эллен. У моей горничной, у той, что отворяла вам дверь, есть маленький сынишка. Мальчишки ведь любят возиться с машинами. Эллен, конечно, клянется, что он и близко не подходил. А мне все кажется, что бы там Мотт ни говорил: в машине просто что-то разболталось.
- Где вы держите машину, мадемуазель?
- В сарае за домом.
- Вы его запираете?
Ник удивленно раскрыла глаза.
- Ох! Ну конечно, нет!
- И каждый может незаметно подойти к машине и вытворять все, что угодно?
- Вообще-то да... пожалуй. Да только это глупо.
- Нет, это не глупо, мадемуазель. Вы все еще не понимаете. Вам грозит опасность, серьезная опасность. Это говорю вам я. Я! Вы знаете, кто я такой?
- Кто-о? - замирая, прошептала Ник.
- Я Эркюль Пуаро.
- О! - отозвалась та каким-то разочарованным тоном. - Ну еще бы...
- Вам известно это имя, а?
- Конечно.
Девушка съежилась. В ее глазах появилось загнанное выражение. Пуаро сверлил ее пронзительным взглядом.
Назад>>> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 >>>Далее